– Знаю-знаю, – хмыкнул Брайан.

– Ну вот и славненько. Как хорошо под чертой ответственности перед законом, ты бы знал. На судах сплошная потеха-морока. Судьи не знают, что с нами делать, вот и отпускают к чертям собачьим, а нам того и надо. После того как тебе двадцать первый стукает, жить незачем, потому что все дурацкие законы и на тебя начинают действовать. А пока мы просто сбившиеся с пути истинного дитяти, которых когда-нибудь время выправит.

– Понимаю.

– Молодец. Пошли наверх. Повидаешь кое-каких прикольных людей.

– Каких?

– Ну, девчонку одну. Хочу, чтоб ты ее отбарабанил.

– Вот как?

– Вот так вот. Она тебе не рядовая прошмандовка. Ей тринадцать по паспорту, то ли из дому сбежала, то ли еще что. Я где-то с месяц назад ее на улице подобрал. С мозгами у нее полнейший непорядок – хотя, может, так всегда было: чистый лист, ноль. Но, дружище, буфера на месте. Большие, что клятые мячи. Как у взрослой бабы, ей-богу.

– И что мне это будет стоить?

– Ты смеешься? Получаешь, что хочешь, и никакой расплаты – в деньгах точно.

– Если не в деньгах, то в чем?

– Душу твою хочу, – ухмыльнулся Клайд.

– И кто ты у нас такой тогда, дьявол? – Брайан удивленно выгнул бровь. – Я думал, ты лишь вонючий провинциальный Дракула.

– Я и Дракула, и дьявол разом.

– Значит, мне нужно расписаться кровью?

Клайд расхохотался.

– Конечно, чувак. Кровью. Написать что-нибудь долбаной кровью. Ты мне по душе, Брайан. Без бэ говорю, молодец пацан.

И они пошли смотреть комнаты наверху. В последнюю очередь зашли в ту, где горел свет. Там были люди.

В комнате воняло. На полу лежал матрас с голой девицей, которую оседлал парняга – тоже голый. Парняга двигался с отчаянной самоотдачей, а девица не подавала никаких признаков жизни.

Другая девушка, с непомерно большой грудью и огромными глазами, сидела рядом с толстым парнем – оба голышом, – на свободном краю матраса и завороженно созерцала творящееся вблизи действо. Когда Клайд и Брайан вошли, и она, и толстяк кинули на них взгляд – и по их глазам Брайан понял, что оба накурены до отказа. Они улыбнулись новоприбывшим настолько идеально в унисон, что можно было подумать: у них один набор лицевых мышц на пару.

Парень верхом на девице издал громкий полувсхрип-полустон и скатился с нее с дебильной улыбкой на лице. С его обмякшего конца капало. Девица продолжала лежать на матрасе, вытянув руки по швам и закрыв глаза.

– Это Мультик, – представил Клайд парня. – А тот Торч, – он указал на толстячка. – Никогда не слышал, чтоб этот ублюдок говорил. – Ни одна девчонка представления не удостоилась. – Лучшие из лучших, можно сказать. Остались со мной до конца.

Девица на матрасе до сих пор не шелохнулась.

Тот, которого назвали Мультиком, отрывисто хохотнул без видимой причины.

– Идите-ка отсюда и ловите крыс, – повелел Клайд. – У нас с Брайаном планы. – Тут, щелкнув пальцами, он указал на девчонку с большой грудью и придурковатой улыбкой.

Она встала на ноги, чуть пошатываясь. Будь на ней жировых отложений поменьше и реальная причина улыбаться, ее можно было бы назвать симпатичной. А еще ей явно не помешало бы помыться.

Клайд протянул ей руку. Она перелезла через матрас и ухватилась за нее; он обвил ее за талию и притянул к себе.

Парень, которого назвали Торчем, забрался на матрасную девицу.

Та все еще не колыхалась.

Теперь Брайану были видны ее полуприкрытые глаза, смахивающие на шарики из мрамора – такие же холодные и безжизненные.

Торч, на скорую руку хорошо поставившись, запихнулся в нее.

Ей было, судя по всему, абсолютно по барабану.

Каждое движение таза Торча сопровождалось довольным похрюкиванием.

Мультик хихикал.

А девица на матрасе не шевелилась.

– Так, пошли, – сказал Брайану Клайд. – Наша комната – следующая.

И они вышли в коридор, зажав своими телами лупоглазую девчонку. Ту, оставшуюся на матрасе, Брайан больше никогда не видел. И, раз на то пошло, чумазая блондинка с большими карими глазами тоже куда-то бесследно исчезла после той памятной ночи.

* * *

Во второй комнате в шкафчике был матрас, и Клайд, прокладывая себе дорогу во тьме безо всякого труда, достал его, заметив:

– Когда перестало хватать денег на оплату электричества, пришлось учиться на летучую мышь.

– Вижу, ты окончил курс с отличием, – хмыкнул Брайан. Блондинка повисла у него на плече. Она что-то пробормотала однажды, но смысла в ее бормотании не было. Мозги ей напрочь отшибло дурью и дешевым вином; она не понимала, ни где находится, ни кто она вообще такая. Пахло от нее, как от корзины с залежавшимся бельем.

Кинув матрас на пол, Клайд разделся и подозвал их. Брайан протащил блондинку через комнату.

– Вот о ней я тебе говорил, – похвастался Клайд. – Ей тринадцать, но по виду – не скажешь, правда? – Ответа от Брайана он в общем-то не ждал. – Сюда, – велел он девчонке.

Она заползла на матрас. Брайан скинул одежду, и они улеглись втроем. От матраса пахло грязью, вином и потом.

В ту ночь они занимались этим втроем, и когда Брайан позже пытался восстановить в памяти все события, осознавал, что не может вспомнить ее лицо – в памяти остались только светлые волосы, массивные груди и темные, как бассейны недавно заваренного кофе, глаза; бассейны, чье дно было глубоко-глубоко в голове; а может, и не было там никакого дна, и эти влажные туннели устремлялись прямо в бесконечность.

Она была настолько под кайфом, что они могли бить ее ножом – она все равно ничего не почувствовала бы. Все ее действия проходили на автомате. Клайд взял ее сзади, Брайан – спереди, движения проходили в унисон. Запах их совместных усилий мешался с ее ароматами, заполняя комнату.

С краев ее губ лилась слюна, она буквально захлебывалась ею, пока Брайан вгонял член все более рьяно и глубоко. Теперь он чувствовал, как ее зубы ранят его плоть, как истекает там, внутри нее, кровью, и у него возникло странное ощущение, что они с Клайдом невероятно выросли внутри этой безвольной девчонки, увеличились и удлинились, пока не соприкоснулись в самой середине – и член Клайда был как перст Божий, наделяющий вылепленного из глины Адама жизнью, а он, Брайан, был этим самым Адамом, и некая искристая благодать снизошла на него – ему живо припомнился монстр Франкенштейна и чувство, что, возможно, испытывал доктор-создатель, когда зарядил мертвое тело силой стихии и выкрикнул, перекрывая гром небесный и треск молний: Оно живое!

Кульминация – одновременная с Клайдом – стала для него чем-то большим, чем просто очередная разрядка. То был взрыв. Конец старого мира и создание нового. Уцелел лишь звук его собственного прерывистого дыхания, ощущение семени, стекающего в рот блондинки.