Я бы ей замигала обоими глазами, но вот незадача — Волков смотрел прямо на меня и никак не хотел отвлекаться.

— Вы правы, Лиза, — наконец сообразила, что от неё требуется, Свиньина-Морская, — у меня шумит в голове и ноги подгибаются. Ах!

Она прижала руку к голове и сделала вид, что собирается упасть в обморок, но свалиться попыталась не на стену, а на Волкова. Естественно, он её вынужденно подхватил, чуть покачнувшись, и посмотрел при этом с возмущением почему-то на меня.

— Александр Михайлович, вы такой благородный, — подбавив подобострастия в голос, выдала я. — С вашей стороны так великодушно оказать помощь Полине Аркадьевне.

Волковская улыбка ничего хорошего не сулила, но тем не менее он почти мирно сказал:

— Разумеется, Полина Аркадьевна, я помогу вам добраться до дома. Разве я могу поступить иначе?

Хотела я ещё добавить, что в благодарность Поленька ему непременно споёт, но потом решила, что это скорее его испугает, чем обрадует, поэтому просто прижала руки к груди, показывая своё восхищение офицерской жертвенностью. Волков холодно кивнул и повёл свою нежеланную даму.

Они уже довольно далеко отошли от меня по коридору, причём Свиньина-Морская даже один раз обернулась, отправив благодарную улыбку, после чего сосредоточилась на кавалере, напрочь забыв, что она устала после занятия и почти умирает. Во всяком случае полуобморочное состояние не мешало ей трещать как сорока. Волков же всей спиной выражал неодобрение моей инициативе, к спутнице почти не поворачивался и молчал.

— Скажите, а есть надежда, что он её уведёт насовсем? — грустно поинтересовался подошедший Дмитрий Олегович.

— Мне бы тоже очень этого хотелось, — честно призналась я. — Но боюсь, вероятность невелика.

— Жаль, — он вздохнул. — Могу я полюбопытствовать вашим уровнем магии?

— Чуть выше двухсот.

— Мне показалось побольше, — задумчиво протянул он. — Причём хорошо побольше. Этак раза в два. Впрочем, у оборотней иногда аура даёт погрешность.

— Вы видите ауру, Дмитрий Олегович? А вы можете научить меня? — заинтересовалась я.

— Это не всем дано, — неуверенно ответил он. — Даже если я возьмусь, у вас может ничего не получиться. Да и зачем вам?

— Я собираюсь стать целителем. Аурное зрение позволяет куда больше, чем диагностические плетения.

— Тогда да, лишним не будет. — Он задумался. — Контроль у вас, конечно, хорошо идёт. Занимались раньше?

— Как раз только контролем и занималась, — вздохнула я. — Больше почти ничего не умею.

— А почти ничего — это что?

— Так, по мелочи. В основном бытовые.

Платье почистить, труп создать, чемодан спалить — всё для гармонизации быта.

— Что ж, — чуть разочарованно ответил он. — Посмотрю, как вы будете заниматься, может, и подскажу что по аурам. На самом деле, это больше зависит от вас, чем от меня. Нужен такой несфокусированный взгляд, один раз поймаете — считайте, что научились. Нужно смотреть как бы сквозь объект, понимаете, Елизавета Дмитриевна?

— Не совсем.

Мне казалось, что я почти ухватила суть, но чтобы ухватить полностью, не хватало самой малости.

— К сожалению, сейчас у меня нет времени что-то объяснять. Возможно, после следующего занятия.

Мне тоже было очень жаль, но я лишь выразила надежду, что в следующий раз у него найдётся для меня время, которое я непременно оплачу при необходимости. Он оскорблённо ответил, что дело совсем не в деньгах и довольно сухо попрощался.

За время нашей беседы даже след Волкова со Свиньиной-Морской простыл. По-видимому, они, нигде не задерживаясь, бодро дотопали до саней и уже уехали. Наверняка Волков рассчитывает сдать Поленьку на руки отцу и удрать, а Поленька — непременно задержать кавалера на ужин. Кому из них повезёт, я бы с ходу не решила, поскольку они оба были не слишком щепетильны и очень упрямы в достижении своих целей.

Горничной в квартире не оказалось. Мефодий Всеславович сообщил, что ей принесли записку, после чего та быстро собралась и убежала. Докладывать, поди княгини Рысьиной, и вряд ли надолго, поскольку из кухни пахло чем-то вкусным.

Но есть мне хотелось не так, как проверить вертевшуюся в голове мысль: научиться смотреть сквозь что-то, использую зеркало. Почему-то казалось, что куда легче будет расфокусировать взгляд, разглядывая себя. Проверить это было проще простого, благо в спальне стоял огромный трельяж, напротив которого я и устроилась, пытаясь поймать то самое нужное для видения ауры состояние.

— Гнать эту Полину надо, — бубнил тем временем Мефодий Всеславович.

— Вам-то она чем досадила? — удивилась я.

— Опять в ваших вещах рылась, пока вас не было, — наябедничал домовой, и только после этих слов я поняла, что речь о горничной, а не о Свиньиной-Морской. — И ведь точно что-то конкретное ищет. Прям обнюхивает всё и поисковым артефактом тычется.

— Пусть обнюхивает, у меня и брать-то нечего, — заметила я, изо всех сил пытаясь не отвлекаться на разговор и смотреть в зеркало сквозь себя. Мне казалось, что ещё самая малость — и поймаю, поймаю тот ускользающий облик. — Как же мне расфокусироваться?

— Расфокусироваться?

— Сделать нечётким зрение.

— На глаза надавить можно, — посоветовал Мефодий Всеславович. — Быстро надавить да ладонь отнять. Помнится, Горностаева последняя так делала для одной из магических практик. Помогало.

— Хуже точно не будет, — согласилась я, нажала на глаза и отвела ладонь, после чего с визгом отскочила от зеркала.

Потому что на краткий миг вместо себя я увидела вовсе не свою ауру, а жуткую красноглазую лису, ту самую, в облике которой я оказалась в Китае.

— Елизавета Дмитриевна, да что случилось-то? — отчаянно пробивался ко мне голос Мефодия Всеславовича.

И пробился-таки. Я пришла в себя и обнаружила, что зажмурила глаза и пытаюсь вжаться в стену, словно она могла меня защитить. Я выдохнула и резко открыла глаза: сколько их ни закрывай — от проблем не убежишь, только страшнее будет. Нет, опасность надо встречать с открытыми глазами. Просто нынешняя очень неожиданной оказалась. Но я справлюсь. Я непременно справлюсь.

— Я увидела не то, что предполагала, и испугалась, — пояснила я Мефодию Всеславовичу, разжимая кулаки и радуясь, что у меня короткие ногти — иначе были бы у меня сейчас дырки в ладонях, а так только небольшое покраснение.

Голос прозвучал хрипло, а горло чувствовало себя так, словно его драла стая огромных кошек. Ну и что, что они стаями не ходят? Для меня сделали исключение и собрались в прайд. В львиный. При мысли о Львовых я окончательно пришла в себя. На смену страху пришла злость.

— Что ж вы такого углядели-то?