Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солнце опустилось за горизонт. Сопровождавший нас корабль эскорта ушел обратно в порт. «U-69» еще долго шла первоначальным курсом, а затем повернула на юг. «Смеющаяся корова» направлялась в теплые страны. Начался самый длинный и опасный боевой поход 500-тонной немецкой подводной лодки.
Каждый раз, когда «U-69» проходила Бискайский залив, в первый день всегда объявлялась воздушная тревога. Британские самолеты-разведчики постоянно патрулировали над заливом. Вопреки ожиданиям, бог погоды остался добрым по отношению к лодке. Казалось, что ухмыляющаяся на боевой рубке корова наконец-то привела его в хорошее расположение духа. Попутный ветер, легкие волны, прекрасная видимость и чудесный солнечный свет… Если бы не было войны, люди бы подумали, что они находятся в круизе. Если не считать появления британских патрульных самолетов «сандерленд», вынуждавших лодку срочно нырять, ничего важного на протяжении следующих нескольких дней не произошло.
Людям было позволено подниматься на палубу и загорать. А мы с офицерами разрабатывали планы проникновения в африканские гавани. Сотни раз мы изучали скучные секретные приказы, заглядывали в морские карты и лоции и совершенствовали наши знания о приливах и отливах у западноафриканского побережья.
Кожаные куртки уже давно были спрятаны, за куртками последовали по очереди другие предметы туалета, и в конце концов единственными признаками цивилизации остались голубые матросские джинсы. Жаль, что команда должна была находиться в постоянной готовности к погружению, хотя нигде не было видно даже клочка дыма. «Лорды» были бы только рады устроиться на палубе и поиграть в скат. С другой стороны, все громкоговорители, как на роскошном лайнере, громко трубили веселую музыку. Не слишком занятые радисты крутили из своей рубки одну граммофонную пластинку за другой: марши, танцевальные мелодии, популярные песни и разнообразные попурри. Главное, музыка должна быть громкой и подавляющей. Все наслаждались тем фактом, что лодка может спокойно плыть дни напролет, а не удирать от очередного вражеского корабля. После каждой четвертой записи, разумеется, звучала всеобщая любимица, уже слегка поцарапанная, но не утратившая своей популярности. Мужские голоса продолжали выводить нелепые слова: «Der Onkel Eduard aus Bentschen, der ist der beste aller Menschen».
Co времен нашего первого боевого похода «Дядя Эдуард» в любой ситуации, удачной и не очень, убеждал корабельную команду, что он самый лучший парень в мире. Он даже пережил трудный второй боевой поход и долгие атаки глубинными бомбами. Стояла ли лодка у пристани или преследовала врага, шла ли она по поверхности воды или лежала на дне моря, он продолжал исполнять свой припев. Со времен первого удачного попадания торпеды он исполнял свою песню, когда команда кричала «Попали!». Никто не мог припомнить, откуда появилась эта запись. Ее пронзительные тона были такой же неотъемлемой часть лодки, как и постоянное гудение дизелей. Но сейчас в эту чудесную погоду он играл нон-стоп, и в конце концов это уже показалось отдельным членам команды явным перебором. Если в течение часа из громкоговорителей звучало что-то другое, кто-то обязательно спрашивал, не заболел ли хороший старый дядя Эдуард. Но тут же всегда находился кто-то другой, посылавший эту запись ко всем чертям, не стесняясь в выражениях.
Весь экипаж утром вставал под «Дядю Эдуарда» и под него же вечером ложился. Люди вспоминали его, когда не слышали, и проклинали, когда он снова звучал. Дядя Эдуард обладал одним несомненным достоинством — никому не мог ответить. К тому же он был нерушим. Предусмотрительный второй офицер запасся тремя комплектами пластинок, сделанных в морском отделе пропаганды.
Таким образом, дядя стал четырехкратным. А тем временем наше путешествие продолжалось, становясь, по мере приближения к экватору, все более приятным и солнечным. Абсолютно ничего не происходило. Светило теплое, яркое солнце, в небе не было ни облачка… Воцарилась просто-таки волшебная идиллия… Экипаж «U-69» это вполне устраивало. По возможности никто в мире не должен был узнать о нашем походе.
Но через несколько дней волшебство растаяло. Первое время люди были довольны и счастливы — противника не видно, можно вволю побездельничать, позволить жаркому солнцу опалять их спины, но когда это продолжается слишком долго, становится очевидно: такая жизнь все-таки слишком скучна и монотонна. Моряки вскоре почувствовали, что бесконечные дни ничегонеделания гораздо хуже, чем дни тяжелой работы.
Мы прошли мимо испано-португальского берега, мимо Мадейры и Канарских островов. Людям на борту оставалось лишь следить, чтобы враг не разрушил всеобщую идиллию. На востоке в разрывах тумана, который на этой широте часто лежал на воде, закрывая горизонт, иногда проглядывало побережье Французской Западной Африки. Вот и Дакар остался позади. Хотя гавани мы не видели, потому что «Смеющаяся корова» была еще очень далеко от берега. Иначе у нас могли состояться довольно неприятные встречи с судами береговой охраны. Сейчас атаковать столь маленькие суда не стоило, да и мы тем самым выдали бы наше местонахождение. Острова Зеленого Мыса остались далеко по правому борту.
«U-69» торопилась на встречу с танкером «Эгерланд», нашим судном снабжения.
Солнце успело несколько раз встать и зайти. Каждое утро оно, кроваво-красное, поднималось из моря, к полудню высоко забиралось на небо, и ежедневно люди все больше и больше жаловались на жару. Мы уже несколько дней шли рядом с экватором. Вначале, после штормовой погоды нашего последнего похода, на солнце мы чувствовали себя прекрасно, но чем ближе мы подходили к экватору, тем больше эта радость превращалась в муку. Солнце безжалостно палило, раскаляя железные пластины обшивки. Больше никто не мог пройтись по палубе босиком. Вода стала значительно теплее, и море стало приносить меньше прохлады. В соломенной шляпе еще можно было находиться на боевой рубке, но под палубами влажная жара стала непереносимой. Хотя вентиляторы и гудели, принося свежий воздух в пропахнувшие нефтью помещения, настоящей прохлады это не приносило. Усилия вентилятора пропадали даром из-за больших дизельных двигателей, от которых шел жар как из печи и которые превращали механиков машинного отделения в потеющие тряпки.
Даже ночью в лодке было жарко, несмотря на то что температура в тропиках, когда темнело, падала довольно быстро. Теплая морская вода и нагретые до красноты железные пластины лодки охлаждались недостаточно.
— Если бы мы все еще были на старушке «Вангони», то на палубу можно было бы вытащить стул и расслабиться, — сказал мне старший рулевой, когда однажды вылез ко мне на мостик и пожаловался, что внизу даже вздохнуть нельзя.
Я тоже сильно страдал от жары. Мы с Баде, два старых «африканца», лениво разговорились. Это была отнюдь не оживленная беседа, да и слова были довольно редкими. Баде произносил два или три слова, а я ничуть не более многословно отвечал. За один раз произносилось не более одного предложения, потому что мы прекрасно понимали друг друга без слов. Все, что мы должны были сказать друг другу, уже было произнесено за время частых ночных вахт, проведенных вместе на мостике «Вангони» и здесь на «U-69» за прошедшие месяцы. Эта часть земного шара у нас обоих воскресила старые воспоминания. Однако сегодня наши головы занимало кое-что другое. Мы ждали встречи с судном снабжения, которое должно было показаться на следующее утро. Место встречи BDU передало нам по радио. Мы с Баде смотрели в море.