не мог найти предлог, чтобы отказаться от этой поездки?

Да мог, конечно…

Но даже себе я боюсь признаться в том, ради чего поперся сюда.

А все потому, что у меня нет четкой мотивации.

Я не могу оформить для себя в простое предложение, что я хочу от Алисы.

Ничего. Это – правильный ответ.

Все. Это тоже правильный ответ.

Вот только что это – «все»?!

В моей голове нет схемы под названием «Любовь и счастье», не заложили ее туда.

Кто-то снимает приторные фильмы про любовь со счастливым хеппи-эндом, кто-то пишет стихи и даже прозу.

Кое-кто из них, кого можно увидеть по телевизору, даже производит впечатление простого, нормального человека, такого вот «парня из соседнего подъезда»…

Если взять средний показатель продолжительности жизни мужчин в нашей стране, то тогда, получается, я прожил на свете уже примерно половину отведенного срока.

И вот что-то как-то ни одной истории, ни рядом, ни вокруг, про настоящую красивую любовь я так и не увидал!

Мужик либо просто пьет и просто трахается, либо зачем-то все же женится, иногда продолжая все равно еще с кем-то трахаться, а зачастую даже и этого уже нет! Но пьет. Кто-то больше, кто-то меньше. Есть такие, кто завязал. Но не потому, что сам того захотел, а потому, что потроха уже не позволяют.

А пьют-то все почему?

Чтобы эту проклятую надежду заглушить.

Потому что нет этого, того, что кто-то там насочинял для нас и напридумывал!

Толкаются в унылых квартирах самые примитивные желания, и как-то вдруг иногда из них получаются дети.

Единственное светлое пятно среди всего этого мрака.

Ну, это пока они еще дети, пока они не выросли и не опростились до уровня пап и мам.

И все.

Ее тут нет.

Мечты.

Внутри этой, единственно понятной мне конструкции бытия.

Нет и быть не может.

А Алиса, она что-то такое знает…

Про то, где живет мечта.

Только она мне, скорей всего, никогда про это не скажет.

За эти несколько лет (моих лучших, самых продуктивных лет!), что я обслуживаю в клубе этих стареющих дур, я мог бы собственный бизнес какой-никакой, пусть маленький, но все же на ноги поставить!

Мог бы, да…

Только я в цифрах совсем ничего не смыслю.

Если честно, то вряд ли я сейчас решу уравнение даже для ученика средней школы.

Потому-то я и в рекламе надолго не задержался.

Кое-кто из тех, кто со мной тогда начинал, уже чуть ли не целыми компаниями ворочают!

И это не счастливая случайность, это закономерность.

Пока я все детство протирал паркет, они учились решать эти самые уравнения, и не только.

Вот с этого и надо было начинать, Платон.

С того, что ты ни хера больше не умеешь делать.

С того, что ты никогда не умел работать головой.

Нет вариантов, никаких.

Нет и не было никогда.

Поэтому не выпендривайся и иди туда, к ним, к тем, кто обеспечивает тебе и твоей семье хоть сколько-нибудь сносное житие-бытие.

И не забудь достать из чемоданчика свою коронную, чуть рассеянную улыбку.

А желчную тоску запрячь на самое дно, а то как бы чего не вышло.

26

Если бы у меня была здесь подружка, то я уверена: каждый вечер мы бы обсуждали с ней тайну личности Платона!

Я так, как будто между прочим, скрывая за глуповатым хихиканьем отчаянную заинтересованность, задавала бы ей вопросы о нем, а она в ответ выдвигала бы свои версии, разные и порой совсем нелепые. А я бы, цепляясь за любое рациональное зерно в потоках ее слов, примеряла бы это на следующий день к реальному Платону.

Но нет у меня подружки.

И версий тоже нет…

Вчера, после ужина, была вечеринка в открытом баре.

Я пришла и пробыла там не более двадцати минут, хотя собиралась-наряжалась чуть не два часа.

Поначалу все шло хорошо, я всем поулыбалась и даже перебросилась несколькими фразами с парочкой наших «мадам».

Погода стояла отличная, что наш московский май, когда он приветливый и теплый.

И вдруг мне стало очень хорошо, и даже люди перестали раздражать, но я все же осторожно села одна за столик в самый дальний уголок.

А чего мне жаловаться-то?

Я же сама их все это время почти что игнорирую, кто меня тут будет к себе зазывать…

Потом начался дебильный конкурс «Угадай мелодию с трех нот».

Я угадала почти все, но так ни разу и не подняла руку.

Не то чтобы я уж очень-то и стеснялась, просто в качестве приза была объявлена бутылка хорошего шампанского, а мне она была вроде и ни к чему.

Бутылку эту в итоге дали одной сухозадой вобле, чьей-то подружке из наших отдыхающих дам.

А я все сидела и сидела, такая нарядная, и искала среди этого балагана хоть какую-то реакцию в мой адрес от Платона, который был все это время занят организацией и проведением этого идиотизма.

Как жаркой волной обдало – я подняла голову и наткнулась в густой, орущей на все лады толпе на его взгляд.

Он слегка кивнул мне головой, усмехнулся, улыбнулся, отвернулся и… метнулся в сторону барной стойки.

Благость мою как рукой смело.

Я затушила сигарету и, стараясь уйти как можно незаметней, направилась от веранды ко входу в гостиницу.

Парочка местных, из обслуги, катили с веранды столик, заваленный грязной посудой и бокалами. Завидев меня, эти два черных низкорослых таракана, поблескивая в темноте глазами, даже и не думая скрывать свое восхищение, оскалились, нагло пялясь на меня, и только что не присвистнули!

«Ну ладно, придурок, вот видишь, я – королева, а ты веселись себе дальше!»

Я кинулась к лифтам, лихорадочно нажимая все кнопки подряд.

А мужики эти, похоже, подумали, что я и вправду боюсь того, что они меня изнасилуют!

Скинув в номере свои неудобные красивые туфли, я плюхнулась на кровать и готова была вот-вот разрыдаться.

Злоба, ревность, отчаянье – все это против моей воли так и рвалось наружу, бессмысленно мечась взглядом по обоям и безвкусным натюрмортам на стенах, ища, за что бы уцепиться, чтобы хоть себя ненароком не покалечить.

Может, разбить эту пошлятину?!

Я сама далеко не великий художник, но вот так, откровенно халтурно, писать нельзя!

Жаль, что я теперь много не пью.

Определенно, сто граммов либо крепкая оплеуха смогли бы хоть как-то заземлить меня и заставить адекватно реагировать на ситуацию.

Не придумав ничего лучшего, я, как была в одежде,