Все-таки и я не деревянный Буратино.

21

Аркадий не был богат, по крайней мере, в том представлении, которое вкладывают в это понятие избалованные столичной роскошью москвичи, но он был достаточно хорошо обеспечен.

К моменту нашей встречи, надо заметить, я и сам не бедствовал, но наши с ним доходы были несопоставимы.

Он занимался ресторанным бизнесом, имел долю в парочке модных кафе не «для всех», а для определенной, продвинутой молодежи, но основное, с чем он тогда возился и что больше всего его беспокоило, был закрытый клуб для людей нетрадиционной ориентации.

Разумеется, в деле он был не один.

У него имелись два партнера, с которыми он бесконечно что-то выяснял, но я, как человек ленивый и далекий от серьезного бизнеса, даже и не пытался понять все эти путаные схемы взаимоотношений.

И формально, и по сути Аркадий являлся арт-директором всех этих заведений, а также, с его слов, в каждом из них у него было по тридцать процентов акций.

Деньги он любил и считал куда больше моего, часто ругался со всеми по этому поводу, но в то время я расценивал это как нечто вынужденное с его стороны, принесенное в жертву ради того, что доставляло ему настоящую радость: это были путешествия и редкие антикварные книги.

Он свободно общался как минимум на трех языках, мог ходить в одних и тех же ботинках по полгода, не выпускал изо рта сигариллу, а если пил, то запоями.

Мы познакомились у него в клубе совершенно случайно. Естественно и быстро, так, как это обычно и бывает на старте чего-то нового, глубокого, того, что впоследствии надолго войдет в твою жизнь.

Он задал мне короткий вопрос и получил от меня такой же короткий ответ.

О чем это было – уже не помню…

Да и какая была тогда разница, ведь все ненужное: формальные вопросы, пустые слова – все это куда-то отскочило от нас, испугавшись предначертанности момента.

Почти что сразу он стал для меня полубогом.

Но спустя какое-то время я начал наблюдать, как придуманный мной самим же его образ разваливается по кусочкам, обнажая передо мной черты не бога, но лукавого.

Но и в этом был свой кайф.

Я принял его для себя целиком, вместе со всеми его демонами.

Придя в тот вечер в клуб, я был абсолютно пустым, я никого не любил, никого не жалел, из семи дней в неделю как минимум три я пил и таскался по ночным заведениям, я так устал сам от себя в тот период жизни, что даже мало кого хотел.

В моей записной книжке почти все номера были женские.

О да – долг обществу!

Ну мало ли, вдруг мать или какой любопытный коллега туда ненароком заглянет.

Да, да, крайне редко я с кем-то из них спал, но это было так, ни о чем, спроси сейчас – я даже толком и не вспомню.

Я работал в рекламе, почти все тогда работали в рекламе, но хотелось мне в шоу-бизнес, и в этом я тоже был далеко не одинок, почти все тогда хотели в шоу-бизнес.

На сцене весь вечер играли музыканты, особенно, помню, старалась гармонь.

Аркадий беспрерывно и искрометно шутил, много курил, и моя минутная неловкость, как кошка, взяла и соскочила с колен, оставив меня свободного, одурманенного, лицом к лицу с этим необычным человеком.

Как я уже признался, я спал с мужчинами и до него, но то все были невнятные эпизоды под кайфом.

…Когда мне было двадцать, я мечтал стать моделью, а что? Разве в двадцать, на кураже, обладая хорошей внешностью, собственной отдельной квартирой, пьянящей наглостью и полной безответственностью за все вокруг, никто не мечтал о подобной «халяве»?

Вот так же и я почти на сто процентов был уверен в том, что, допустим, завтра меня ждет с распростертыми объятиями старик Армани или, на худой конец, Слава Зайцев.

Если быть честным с собой на сто процентов, чисто физиологически мне никогда ЭТОГО особо и не хотелось – ни до, ни после Аркадия.

А с ним же в мою жизнь вошел не только секс, с ним начался поиск нового себя. В том числе и через секс.

Да, я прекрасно отдаю себе отчет в том, как лицемерно, как глупо это звучит, когда мужик спит с мужиком, со всеми соответствующими нашей мужской физиологии нюансами, и прикрывается при этом еще чем-то «высоким», но тем не менее для меня на тот момент дело обстояло именно так!

Я, растерянный, не помнящий вчера и не видящий завтра, не знающий о жизни толком ничего, но нахватавшийся штампованных фраз-рассуждений о ее «глубине», на бегу пролиставший Кастанеду и Кафку, хронически полупьяный-полутрезвый, ходящий на работу только для того, чтобы благодаря ей у меня была возможность выпить-покурить и влезть в хороший прикид, прекративший нормальный контакт с давно махнувшими на меня рукой родителями, не стремящийся даже сделать вид, что я когда-то хотел или умел ухаживать за девушками… Такой вот я на тот момент не жил, а просто существовал, как герой мультика.

И чувствуя, что просто подменяю что-то, чего у меня никогда не было и не будет, на то, что предлагают мне обстоятельства, я бросился, как на копье, с мазохистским, иррациональным, разрушающим меня еще хуже, чем было до того, ощущением себя в эти отношения.

Я просто хотел получить ответы.

Я просто хотел обрести легкость и осмысленность бытия. Я просто хотел, не напрягаясь особо, увидеть новые горизонты.

А в итоге оказался в капкане.

22

Платон прислал СМС: «Я отправил тебе песню».

Ха! Все-таки дожала я его! Он стал писать мне СМС!

Весь вечер я проторчала в ресторане с Николаем Валерьевичем и его друзьями.

Песню Платона мне удалось послушать только в два часа ночи.

Смешная песенка была совсем не про любовь, а про каких-то белых полярных медведей.

А ведь он пожизненно грустный, Платон этот.

Но что-то в нем есть…

Что он делает по ночам?

Заливает это что-то алкоголем, закуривает пачками сигарет?

А может, у него есть тайная страсть какая, несчастливая такая страсть…

Но что-то нет, не похоже.

Ведь он бы слал тогда свои песенки тому «объекту», но не мне.

Или я просто дура?

Я ведь настойчиво себя пытаюсь убедить не в том, что есть на самом деле, а в том, что я