— Вика. — голос отца, возникший из темноты, заставил вздрогнуть.

— Пап, ты чего тут сидишь в темноте? — схватившись за сердце, спросила я. — Испугал меня до чертиков!

— Что у тебя с этим… профессором?

Я терпеливо вздохнула, закатив глаза в потолок. Выслушивать очередную высокую мораль не было совершенно никакого желания. Новая, открывшаяся сама себе я, была готова зубами выгрызать право на личную жизнь и независимость, не щадя никого и ничего, в том числе и шеи папеньки.

— Любовь у меня с этим профессором, папа! Чистая, открытая, взрослая любовь! И я не хочу сейчас от тебя слышать ни единого слова! — серьезный, властный и непоколебимый Виктор Беккер замер в смятении.

Наверное, он все же хотел что-то сказать, ибо суровая челюсть дрогнула, но я, предвосхищая всякую возможность меня остановить, ткнула в родителя указательным пальцем.

— Ни единого слова, папа! — и быстро взбежала по лестнице на второй этаж, где заперлась в комнате на замок.

Отныне я сама хозяйка своей жизни!

Воскресение выдалось суматошным. С утра мы с Лилей отправились в СПА. Вопреки моим ожиданиям, папа не стал читать нотаций и вообще не поднимал тему вчерашнего вечера. Это, несомненно, странно, но у меня было слишком хорошее настроение, чтобы разбираться в переменах родительского отношения.

Однако, Вася по-прежнему никуда не подевался. Молчаливый цербер мрачной тенью сопровождал нас, отвезя сначала в салон, потом по магазинам. Рембо явно был недоволен, что вместо прямого назначения, его используют в качестве водителя, носильщика, официанта… в общем, мальчика на побегушках.

Знатно прогулявшись по торговому центру, мы с Лилей устроились на мягких диванчиках в кафе. Заказали по салату и отдыхали, восполняя энергию едой и ненавязчивой беседой.

В зал вошла эффектная девушка. Слишком прекрасная и яркая, чтобы был хоть единственный шанс ее не заметить. Казалось, каждый посетитель оторвался от тарелки и проводил взглядом ослепительную красотку, буквально искрящуюся внутренним светом.

Девушка приземлилась за соседний столик и молча сделала заказ, ткнув острым модным маникюром в меню.

У нашей соседки зазвенел мобильный и, клянусь, я никогда не стала бы подслушивать чужой разговор, если бы слух не резала такая редкая здесь и до тошноты знакомая мне немецкая речь.

Голос Лили, рассказывающей о каком-то новом сериале, отошел на задний план. Мозг в общем гуле общественного заведения безошибочно различал твердые глухие звуки соседки, самопроизвольно складывая их в слова.

— Мам, я беременна!… Да!… Это просто чудо!… Я знаю… Самой до сих пор не верится… Нет, я только из клиники… Да… Спасибо, мам… Нет, еще не знает, ты первая… Тоже нет… Конечно обрадуется… Завтра заеду к нему на работу, сообщу лично… Нормально ориентируюсь. С современными технологиями даже в России сложно потеряться. Если уж на болотах этой колдуньи не сгинула, то в городе, где есть электричество, интернет и люди уж точно не пропаду… О, это было жутко. Она такая старая и сморщенная. На вид ей лет двести… Да… я не знаю… Она что-то бормотала по-русски, плевала, катала по мне яйца… О, я не знаю… Мне было страшно… словно в сказку попала… Конечно, это того стоило! Я так счастлива, мам… Нет… нет… скорее всего Рождество и Новый год проведем здесь в России. В клинике не советовали на таком раннем сроке перелет в самолете, а поезда я с детства ненавижу, ты же знаешь. Увидимся в январе, мам… И я тебя люблю.

Я искренне порадовалась за незнакомку. В ее голосе было столько счастья и восторга, что не проникнуться было невозможно. Дети — это счастье.

— Вик, ты меня вообще слушаешь? — недовольный голос Лили отвлек меня от невольного шпионажа.

— Прости, Лиль, задумалась, — я виновато пожала плечами и улыбнулась подруге.

— Все о профессоре своем мечтаешь, — хитро прищурилась Верховская, улыбаясь и поигрывая бровями.

— Ни разу сегодня не написал… — уныло уронив голову на плечи, пожаловалась подруге.

— Так сама напиши, много дел что ли?

— А вдруг, он занят?

— Занят, освободится. Ты так напиши, чтобы он обо всем, кроме тебя забыл!

— Не знаю… И что написать? Привет, Марк. Как дела? Как-то тупо и банально.

— Пошли ему что-нибудь откровенное. Пошленько-романтичное.

— Это как? Скучаю по твоему члену?

— Ха! — засмеялась подруга. — Можно и так. И фотку кинь, как скучаешь.

Мы еще немного посидели и разъехались по домам. Василий стоически вынес испытание грузчиком, с сердитым лицом перетаскивая пакетики с обновками из автомобиля в мою комнату, и с явным облегчением встретил конец рабочего дня.

Я взяла наушники и отправилась принимать ванну. Под расслабляющие звуки любимой музыки вновь и вновь перечитывала сообщение от Марка, нежась в ароматной пене с запахом кокоса.

Настроение было таким игривым, что в пору пошалить. Я отключила наушники и открыла камеру. Встала на ноги и взглянула на себя в отражении зеркала.

По нежной распаренной розовой коже медленно стекала кокосовая пена. Подставив левую ногу на бортик, отвела колено пошире в сторону. Розовая плоть, открывшаяся в этом положении, выглядела заманчиво. Правой рукой сжала стремительно наливающийся клитор, а левой рукой сделала фото. Кадр крупным планом. Узкая талия, торчащие подвздошные косточки, слегка впалый живот и тонкая рука, сжимающая все самое сокровенное между разведенными в сторону ногами.

Пошло. Интимно. Порочно-красиво.

«Мечтаю об обещанном поцелуе…» написала я, прикрепила фото и отправила Марку.

Бульк…

Ответ пришел незамедлительно, и меня резко окатило волной жара то ли от смущения, то ли от предвкушения.

«Руку убери, хочу видеть, какая ты мокрая, моя девочка»

Клитор дернулся от новой волны возбуждения. Пальцы привычно погладили распухшую плоть, ощутив вязкую влагу.

Фотографировать? Нет?

Была — не была!

Щелк. И Марку улетела новая фотка, которая вполне могла украсить собой любой порносайт.

«Киска хочет поиграть?»

Ответить профессору я не успела, потому что вслед за сообщением поступил входящий видео-звонок.

Я сделала лицо посерьезнее, но пылающие щеки и горящие диким блеском глаза, выдавали меня с потрохами. Любому дураку, глядя на меня, будет понятно, что я возбуждена, а уж от профессора этого и вовсе не скрыть.

Мысленно приготовившись увидеть красивое лицо профессора, я приняла вызов. Но вместо любимых черных глаз, передо мной предстала совершенно иная картина, от которой телефон едва не сгинул в горячей воде с кокосовой шапкой.

На темном экране крупным планом широкая ладонь профессора плавно водила вверх-вниз по твердому, налитому, перевитому темными венками под бархатистой кожей стволу.