— Думаю, это его не остановит.

— Тогда тем более. Много чести такому извращенцу невинность отдавать. Я вообще сомневаюсь, что там хоть что-то работает. В семьдесят-то лет, Вик! Кстати, а до скольки лет у мужиков вообще стоит?

— Господи, Верховская! У меня жизнь рушится, надо думать что-то!

— А что тут думать — Марк тебе в помощь! Ноги в руки и на пересдачу. Ты одна со всего потока осталась. Вам даже мешать никто не будет. Васю возьму на себя.

— Если ты помнишь, у него жена. Может, конечно, и не жена, но точно беременная.

— Вик, я все понимаю… Марк тебе понравился. Очень. Жаль разочаровываться в нем, как в человеке, но тебе нужно перестать придавать всему такое большое значение. Вспомни свой изначальный план. Индивидуальная пересдача. Соблазн. Секс. ВСЕ. КОНЕЦ ИСТОРИИ. Если бы ты не устроила заранее все эти свистопляски, то не узнала бы ни об Анфисе, ни об этой клуше беременной. Вик, в твоем случае Марк идеальный вариант. И ты сама это прекрасно знаешь. Да и он явно не против, если учитывать все, что между вами было. Мало ли кто там у него. Если Горскому плевать на собственную женщину, почему ты должна себя вести иначе? С Анфисой он спал еще до тебя, а значит уже тогда изменял. Так что один секс в их семейной жизни ничего не изменит. А вот в твоей…

Лиля еще долго мусолила тему, приводя доводы в пользу секса с Марком. Когда подруга стала повторяться по третьему кругу, я решила сворачивать посиделки.

Верховская уехала, и я осталась один на один со своей совестью и моральными принципами.

Марк, конечно, идеальный вариант, права Верховская.

Но есть еще один. Запасной.

Я величественно стояла перед зеркалом. Восхитительное черное бюстье из тонкой натуральной кожи нежно обтягивало острые лопатки, ласково сжимало слегка торчащие под кожей ребра и шикарно приподнимало небольшую, но упругую грудь. Молния спереди сверкала стразами Сваровски на крупном замочке, а тонкие перекрещивающие над грудью лямки гармонично завершали дерзкий дизайн.

Госпожа — не иначе! К женщине в таком лифчике обращаться по-другому преступно!

Снизу от моей шикарной обновки бесшовные черные трусики, никаких отвлекающих кружев и бантиков лишь гладкая мягкая ткань. Далее тонкий нейлон на хоть и не особо длинных, зато стройных ногах и замшевые бордовые туфли в тон к матовой помаде на губах. Ну а на голове островерхая тиара в стиле барокко. Черненый металл острыми пиками, сияющие на них серебристые стразы и черные глянцевые кристаллы.

Мрачно. Готично. Величественно.

Как есть КОРОЛЕВА.

Только в руке моей вместо скипетра золотой силиконовый фаллоимитатор. Мягкий на ощупь, упругий, но такой безжизненно-резиновый и холодный. Выглядит так, будто с члена Марка отлили золотую копию и вручили мне, как утешительный приз. Словно Оскар за лучшую женскую роль второго плана.

Щелк. Коллекция селфи в зеркале пополнилась.

Было смешно, если бы не было так грустно.

Поэтому я стою. Смотрю на себя. И плачу.

Нет.

Я никогда не смогу сама себя трахнуть вот этой штуковиной, потому что, даже проходя через боль, я хочу любить. Хочу менять эти ощущения разрываемой плоти на трепет и жажду, испытываемые к моему любовнику. Ощущать живое тепло, взаимное желание, реальные прикосновения.

Пусть лишь раз.

Пусть втайне.

Даже если придется украсть эту близость у другой.

Наверное, я плохая.

Эгоистичная. Беспринципная. Испорченная.

Порочная. Развратная. Безнравственная.

Что ж, под стать Марку Робертовичу.

Живая.

Не бесчувственная.

Я хочу любить и быть любимой. По-настоящему. По-взрослому. И похоже, что для этого у меня есть только завтра.

К пересдаче экзамена по макроэкономике я готовилась, как невеста к первой брачной ночи. По сути, все так и было, за исключением самого брака.

Так, чулки, кружевное белье, красное шифоновое ультракороткое платье-рубашка в шотландскую клетку, практически невесомое, с полупрозрачным лифом, высокие замшевые сапожки, духи, помада, острые черные стрелки, серьги-гвоздики с ониксом…

Я шла по заполненному, не смотря на поздний вечер, студентами коридору, как булгаковский Воланд со своей свитою. Вот она я — красивая, благоухающая, сияющая, с улыбкой на губах и решительностью во взгляде, обольстительница и коварная совратительница ищу Марка, чтобы в очередной раз склонить его к греху. Вот позади плетется мрачный Азазелло-Василий и присевшая ему на уши Гелла-Лиля. Все вместе мы отождествляем собой силы ада, которые, равно как и в бессмертном романе «Мастер и Маргарита», не столько сбивают с пути праведного человека, доброго и порядочного, сколько выводят на чистую воду уже состоявшегося грешника.

Аудитория 315, назначенная для пересдачи экзамена у профессора Горского оказалась заперта. Мы простояли под дверью пятнадцать минут, после чего стало очевидно, что профессор приходить не собирается.

Что ж, задача усложняется, но все еще по-прежнему выполнима. Бодро отстукивая каблучками по плитке, направилась на кафедру экономики, надеясь, что Марк никуда не ушел.

И оказалась права.

Звонко постучала в двери преподавательского кабинета и, не дожидаясь ответа, вошла. Марк сидел за своим столом немного уставший и слегка хмурый. На осунувшемся лице при виде меня возникла нескрываемая гримаса недовольства.

— Здравствуйте, Марк Робертович, — осторожно начала я, — Можно? Я ждала у 317 аудитории, но Вы не пришли…

— Мисс Беккер, неужели Вы решили почтить меня своим присутствием? — Марк не спеша открыл верхний ящик тумбочки, вытащил стопку билетов и небрежно разложил их на столе передо мной.

Мужчина выглядел максимально отстраненно и безразлично, но я уже решила идти до конца, поэтому плотно закрыла дверь за собой и, нащупав правой рукой за спиной ручку внутреннего замка, и как можно тише повернула ее на один оборот. Свидетели нам ни к чему.

Предательский щелчок оглушил тишину помещения, но Марк сделал вид, что ничего не заметил. Я еле слышно выдохнула, пытаясь унять внутреннюю дрожь.

— Присаживайтесь, Беккер. Давайте Вашу зачетку и тяните билет. — молодой профессор Горский устало выдохнул и откинулся на спинку стула.

— Марк Робертович, я не буду тянуть билет! — заявила решительно и вместо стула присела на край стола, закинув ногу на ногу, отчего и без того короткое платье задралось выше всяких допустимых норм, обнажая кружевную резинку чулка.

— Беккер, сейчас двадцать седьмое декабря, восемь вечера, это последняя пересдача в этом году. А если говорить более точно — это Ваш последний шанс сдать экзамен по макроэкономике. — кажется, этот невыносимый зануда даже сквозь свои дорогущие, но такие уродские очки не способен разглядеть мой непрозрачный намек.