Лёня поднимался в фарце с самого низа. Сначала за пять рублей купил совершенно убитые Levi’s-ы, потом футболочку с иностранной надписью «Командор», потом познакомился с ребятами постарше и встал у Эрмитажа, жутко заикаясь, клянчить жевачки в обмен на значки:

– Вах ту мерики пурукума! Ченч бабл гам!

Иностранцы тогда в Ленинграде были двух типов: финны и все остальные. Финны были самые жирные кули, но они по экскурсиям не ходили, а приезжали «отпиваться» русской водкой из полусухой Финляндии. Некоторые финские алко-туристы, чтобы не возить много валюты, которую возить было не очень выгодно, привозили шмотки специально с целью их поменять на русские деньги или прямиком на водку и жрать её до автобуса или поезда, которые увезут его, пьяного в дрова и иногда голого до трусов, – настолько велик был спрос на импорт.

Публика у Эрмитажа худо-бедно жевачками накидала начинающему бизнесмену Лёне на новые джинсы и ещё на многое, пока он стоял в обносках за пять рублей, купленных в «любом» состоянии только за то, что они иностранные. За то, что это Levi’s 501! Накопив ещё, Лёня торжественно купил себе нормальные Levi’s, почти не поношенные, точно рубя в ценах и лайбах. Он тщательно удостоверился, что они настоящие, и отдал всего пятьдесят рублей. Большая сумма, но чего не отдашь за хорошую, настоящую вещь?! Историю эволюции его джинс он навязчиво и долго описывал, что, в сочетании с заиканием, делало его невозможным, содрогающимся в конвульсиях собеседником. Возможно, именно из-за странностей в поведении достичь каких-то значительных мест в фарцачьей иерархии Лёне не удалось, и он, послушно следуя моде на самое крутое, тоже начал сливать бабки и жизнь на кайф.

* * *

Надо отдать должное Диме, иногда его махинации удавались неплохо. Например, как-то к нему в дверь позвонил Костя Семёнов и сообщил, что он только что совершил подвиг:

– Привет, я украл у мамы золотые серёжки.

С почётом впустив Костю в дом и проводив его на кухню, Дима, помня негативный опыт, принялся скрупулёзно исследовать принесённые предметы. В наличии имелись золотые серёжки и… Эврика! На них была проба! Ликуя, Дима вооружился лупой для установления её точного номера, но увы, проба неопровержимо указывала на то, что это не золото, а серебро, позолоченное серебро, которое все хотели на хую вертеть, если его не килограмм. Однако энтузиазм по поводу появления Кости не мог пройти даром. Теперь, после истории с кадилом, Дима был вооружён знанием, опытом и коварством, которое распаляла в нем обида за непроданное кадило.

– Впарим! – И Дима начал быстро одеваться.

Пришли на Пархоменко, в Арку. Дима пошёл один. Костя выглядел слишком ребёнком, а мне его надо было отвлечь, пока Бейкер замылит из нечестно нажитого. Его не было минут двадцать…

С Костей на троих поделили стакан, и только потом, когда он ушёл, Дима выкатил второй.

– Предложил за два, азеры и согласились. Посмотрели, вроде проба на серёжках есть, и схавали. А Косте и трети стакана заебись.

* * *

К сожалению, Димина хрупкая психика, загромождённая невероятным организаторским талантом, абсолютно не была готова к тяжёлым наркотикам. Слишком быстро и слишком сразу Дмитрий влез на «чёрное» и явил собой тип наркомана, который, обсадившись, обязательно начинает гундеть, что надо прекращать колоться, и вообще, он уже почти, но ещё чуть-чуть не бросил, но бросит. Я, тоже сильно приторчавший, неоднократно зарекавшись иметь с ним дела, попал-таки в парочку «контрольных» историй.

* * *

Двое ростовских пацанов приехали в Питер посмотреть Эрмитаж, студенты, начинающие то ли бандиты, то ли бизнесмены. Один из них захотел курнуть, и откуда-то узнал про общагу на Пархоменко, где тогда уже было опасно находиться, так как чеченцы начали грабить всех подряд до часов и ботинок. А мы с Димой, скинувшись, пришли купить пакет травы от безнадёги найти его где-то ещё. Травы не было, и мы пересеклись c этими ребятами.

– Есть чё? – спросил тот, что повыше ростом, пока второй задумчиво покуривал душистую сигариллу и смотрел на всё это через солнцезащитные очки.

– Конечно! Сколько надо?

Пацаны помялись и решили купить пять стаканов, отчаянный Дима сразу решил мутнуть:

– Давайте мы вам добьём и заберём по оптовой пару коробков?

– Да не вопрос! – приветливо отфутболил высокий. Второй, явно томясь ненужными ожиданиями, демонстрировал, что он не при делах.

Рядом с общагой есть прекрасная проходная парадная:

– Давайте деньги, пацаны, и ждите здесь. Только никуда не уходите! Мы только поднимемся на третий этаж и сразу же вернёмся… – протараторил Дима. Пацан достал свёрнутый резинкой кэш и сунул мне:

– Считать будешь? Тут ровно.

– Верю, – но все-таки пробежал пальцем по уголку. Дальше по классике – через проходной парадняк и поминай как звали, с другой стороны дома машина или, как в тот раз, бегом. Пацаны остались ждать, бабки были в кармане.

Я бежал и представлял, что я куплю на эту, довольно значительную для меня сумму, рядом с невероятной прытью скакал Дима. Однако счастье оказалось не полным, пока делили бабки среди купюр больше половины оказались фальшивые…

– Вот сволочи ростовские! Что ж ты не проверилто?!! – обрушился на меня Дима, издавая то стоны, то рычание. Но не идти же предъявлять.

* * *

С фальшаками мы, конечно, обломались, и надо было их куда-то сливать – естественно, на Дыбы.

Рынок на Дыбенко был мегацентром по продаже ханки и соломы, идеальное место для слива фальшивых денег. Основная торговля «товаром» шла с шести до восьми часов утра, то есть до начала ментовского рабочего дня. Потом можно было купить только у самих ментов. Они продавали тебе, а потом за углом они же тебя принимали и так могли крутить одну ханку по несколько раз, пока кто-нибудь с ней не сбежит. Но если подъехать к семи утра, всё легко: сунул фейковую купюру или несколько в пачке, в контейнере у барыги темно совсем, не увидит, солому свою хапнул или «фитюли» с ханкой, и ходу.

В тот раз Дима увязался на полную катушку, типа он вместе со мной замутил «ростовскую тему», и ему было доверено везти шприц с «кислым». Уксусный ангидрид – кислота, которую используют для приготовления «ширки». И вот, на палеве и нервяках, прямо в метро Дима пролил весь «кислый» себе в карман, практически в трусы, и начал распространять вокруг себя едкий до слёз запах уксуса и чесаться в области паха. Перед толпами ментов в метро ехать на Дыбы с фальшивыми деньгами и обратно с «ханкой» и воняющим до рези в глазах Димой было нереально. От Димы пришлось съёбывать, так как он от своей халявы никуда отставать, естественно, не собирался. Только пообещав ему кусок его законной ханки, мне удалось от него тогда отвязаться.

* * *

Именно в те годы он прочитал «Джанки» и «Голый завтрак» Уильяма Берроуза. Культовая книга наркоманов заодно стала для Димы школой гомосексуализма, и он поселил к себе полу-корейца Пака. Дениса Пака выгнала из родной коммуналки мама за то, что он повадился каждый день кипятить растворитель на кухне и постоянно забывал там шприцы, ватки и иголки. Как только он поселился у Димы, сразу начал жаловаться на его домогательства и отдельные безумные поступки. Но безумием было поселиться там, хотя милые бранятся – только тешатся. Скоро ребята явили миру фантастический акт, рождённый на свет кровосмешением Диминых идей фикс, фобий и филий. Это был документ, от руки составленный на листе в клеточку с очерченными вручную полями, видимо из оставшихся школьных тетрадей. В нём размашистым почерком было написано: