* * *

Когда приходила питерская осень-зима-весна, в смысле зима, и у Димы приезжали родители, начиналась подвально-подъездная жизнь. В те несколько парадных, которые мы облюбовали, после прихода Димы обычно вызывали милицию, так как он не только был крайне говорлив, но и совершенно не умел разговаривать тихо. Каждый раз, когда приезжали менты или выскакивал какой-нибудь взбешённый сосед с ножом или ружьём, над этим местом проводилось ритуально мщение. Дима всегда был заводилой в таких делах.

Например, в аптеках до сих пор иногда продаётся набор для сероводородных ванн, мало кому известно, что это за дрянь и до чего может додуматься пытливый ум. Если всё содержимое высыпать в литровую банку, то банка начинает булькать и активно выделять пахнущую тухлыми яйцами вонь – газ сероводород. Стоил набор, кажется, 12 копеек. Когда ингредиенты попадали внутрь банки, Дима хватал её и скрывался в глубине подвала, спрятать – чтобы подольше искали. Димины глаза щипало от концентрации газа, и в горле стоял комок блевотины, но он надёжно прятал банку в дальний угол под трубы и с энтузиазмом маскировал её. Всё оформив, мы садились на скамейку у соседнего дома и наслаждались «мщением». Сначала возникала группа желающих зайти у одной из парадных, потом у всех. Появились первые заблёванные и полуобморочные, начинало пованивать и на улице. Потом приезжали пожарные, газовая служба и скорая, приезжали менты и даже люди в чёрной машине, никто не мог понять – что происходит? Во всех подъездах и подвале стоит страшная вонь: думали, что из-под земли пробило то ли канализацию, то ли какой-то вулканический газообразующий процесс. Дима активно тёрся вокруг жильцов, всё расспрашивал – что да как, что случилось, как это так получилось? Предлагал посильную помощь, пытался знакомиться с девушками. Пожарные, прочесав в противогазах вдоль и поперёк весь подвал, нашли-таки банку с выдохшимся через часик-другой раствором. Жертв не было, геологического выхода газа обнаружено не было, впрочем, тусовки в этих парадных обычно прекращались.

* * *

Димону до дозняка вообще-то было похую, чем сдвигать себе башню, но особенно ему полюбился циклодол. К тому же, именно циклодолу он обязан первыми попаданиями в дурдом – школу его жизни, кузницу таланта.

Трудно, глупо и наивно, вспоминая те времена жизни наших героев, обойтись без описания циклодола.

Поехали как-то Беккер с уже знакомым нам Гришей на свалку в Горской. Туда со всего города мусор привозят, в том числе и с заводов, и надо же, так удачно попали – что почти сразу набрели на брак с фармакологической фабрики! Который выглядел как неровно нарезанные и зажёванные упаковочной машиной ленты пластинок Циклодола Великолепного! Наши ребята тут же набили по рюкзаку и паре пакетов и закинулись по двадцаточке. И как они потом рассказывали, с этого момента они почти ничего не помнили, на несколько месяцев ребята ушли в глубокий психиатрический, галлюцинаторный транс. Бывало, что за раз Гриша съедал более 70-ти таблеток, Дима всегда говорил, что ест не больше 50-ти. Чтобы было понятнее, объясню: обычно для многочасового мрачного галлюциноза хватало и пяти таблеток, которыми большинство даже тяжёлых наркоманов брезгует. В какой-то момент они оба потерялись совсем.

Очнулся Дима в дурке под капельницами, и тут же – о чудо! – в соседней палате обнаружился Гриша. Диму отправил папа за то, что Дима постоянно ночью с кем-то разговаривал и кричал. А Гришу сдала мама за то, что тот неотступно ходил за ней и молча смотрел в глаза. С того времени они особенно сдружились. И снова удивительно счастливое совпадение, в какой-то момент, сразу после аминазина, галоперидола и серы, в лечении начал появляться наш старый знакомый циклодол! Не в полюбившихся нашим ребятам дозах, конечно, но они собирали нужные им таблетки с других «дураков», и несколько проведённых вместе месяцев были потрачены друзьями к собственному удовольствию, хотя они, конечно, были гораздо осторожнее. После этих психиатрических мероприятий Гришина мама очень невзлюбила Диму и, когда он приходил к Грише, била его как-то даже сковородкой, а потом специально для Димы у двери стала держать ножку от журнального столика.

* * *

Несмотря на такое сильное влияние на их судьбы циклодола, если быть честным, их дружба с Гришей началась не с циклодола, а с простой мальчишеской любви к технике. Гриша был «рокер», тогда так называли мотоциклистов-хулиганов. Он купил себе разъёбанный мотоцикл «Восход», а Дима носился за ним на приделанном к велику «дэшнике», «как шакал Табаки за Шерханом» – метко подметил Стенич.

Однажды мы с компанией панков, сидя в глубине сквера, на месте, где грохнули Пушкина, услышали странное то ли жужжание, то ли стучание.

– Что это стучит?

– Вроде не машина и не мотоцикл? – Возникло оживление.

И тут из дворов на улицу выскакивает Бейкер на какой-то неведомой мотоблохе.

– Так вот оно что! Это Бейкер! Это Сердце Бейкера стучит, – пошутил Стенич. Неведома зверюшка с колёсами в двадцать сантиметров в диаметре, оранжевым бензобаком и длиннющими рулевыми дугами тут же получила прозвище – Сердце Беккера. Дима был в восторге от доставшейся через тройной обмен магнитофонами, доплатами и книгами техники, и стук его Сердца доносился на протяжении недели изо всех районных дворов и успел сильно подзаебать.

Очередной раз прогуливаясь накуренной панк-компанией почти в том же месте, где был впервые услышан стук Сердца, мы очередной раз уловили знакомое «биение». Дима мчался по направлению к нам, мы его окрикнули, и он, пересекая двойную сплошную, резко метнулся в нашу сторону, и вдруг «BANG-BANG!», по встречке как раз мчались синие «Жигули» и врезались прямо в Диму, сидящего верхом на Сердце. Дима отброшен в кювет, вскакивает, очень много раз подряд повторяет: «Ой блядь, ой блядь»… Однако, на самом деле, у Димы была только немного содрана кожа на локте, и Дима таким образом психологически деморализовывал водителя «жигулей», чтобы оценить ситуацию. Разборки закончились не начавшись, поняв, что он не прав и придётся чинить поцарапанную «Жигу», а мопед, и без того уже еле ездивший, разбит неисправимо, Дима просто… съебал. Сердце Бейкера, разбитое и всеми покинутое, брошенное на произвол судьбы, осталось лежать в кювете. Когда мужик, проматерившись, уехал, из дворов тут же появился Дима. Он плакал и стенал, как восточные женщины по безвременно ушедшему мужу. Осколки Сердца собирали потом в радиусе двухсот метров, позвали Гришу, но мопед не подлежал реконструкции.

* * *

Последним техническим романом Димы была история с автомобилем, о котором он мечтал с детства. Мечтой оказался «ушастый» запорожец, который Дима купил у Серёжи Абрамова – «Абрама», их с Гришей друга рокера, с которым они познакомились, когда Дима ещё не имел Сердца и ездил с Гришей на заднем сидении мотоцикла в голубых вельветовых джинсах по ночам пить кофе в аэропорт «Пулково».

История возникновения «запорожца» такова. Абраму папа купил иномарку, но тот её продал и купил «девятку», лишние бабки проторчал с Димой и Гришей на ширеве; потом продал «девятку» и купил «запорожец», деньги проторчал; потом папа купил Абраму новую тачку, и Абрам обменял «запорожец» Бейкеру на грамм герыча.