отмели, прибрежные заросли ив и тополей. Отсюда не видно новых кварталов города и заводов. На оставленном берегу высится точеная звонница и шатры старинного собора, видевшего осаду Яицкой крепости.

Издавна Яик считался в степях рубежом Азии. С бухарской стороны приходили кочевники, торговые караваны, отсюда устремлялись казаки громить Хиву и Бухару. В XVIII веке сюда пришли русские переселенцы распахивать земли у оборонительной линии крепостей по Уралу и Илеку. И для нас Урал рубикон. В Зауральских степях начинаются сплошные массивы недавно поднятых целинных земель Северного Казахстана.

Свежеразглаженная автострада уводит на юго-восток. Держим путь в мощный целинный совхоз имени газеты «Правда». Оттуда через степное озеро Челкар спустимся на юг, к пескам Кара-Тюбе.

Недолго балует нас асфальт. Усадьба совхоза в стороне от главной магистрали. Взметая клубящийся хвост пыли, несемся по степной дороге. У здания совхоза вылезаем из машины, запудренные до неузнаваемости. Директора совхоза находим в конторе.

Голос у него жестковатый и громкий. Видно, привык решать все по-деловому — просто и быстро. Шубин советует нам переночевать в совхозе, а утром, по дороге на озеро Челкар, заехать на ток двенадцатой бригады.

Совхоз лишь вдвое меньше государства Люксембург. В свое время он был чисто животноводческим. Осадков здесь выпадает едва больше двухсот миллиметров, и земли считались безнадежными для земледелия. Это представление складывалось веками. Русские поселенцы, освоив лишь самые лучшие черноземные земли, прилегающие к Илеку и Уралу, считали южные степи царством кочевников-скотоводов и не рисковали в одиночку осваивать их плугом. Так и повелось считать эту широкую полосу Зауральских степей «зоной безнадежного земледелия».

Директор совхоза Шубин и его помощник агроном Третьяк попробовали распахать целину и посеять пшеницу. Даже в сухой год эти первые участки дали около пяти центнеров с гектара. В Министерстве сельского хозяйства не поддержали тогда этого опыта. Пришлось обрабатывать целину на свой страх и риск. Много неприятностей испытали люди, но упорно продолжали из года в год увеличивать посевную площадь. Первый опыт помог партии правильно решить судьбу целины.

Вот уже несколько лет совхоз получает десять-двенадцать центнеров пшеницы с гектара. Отлично пошли просо и кукуруза, а в последние годы бобовые. Больше тридцати тысяч гектаров взметенной целины занято в хозяйстве под зерновыми. В совхозе три тысячи коров и около тридцати тысяч овец. Рождается мощное, высокорентабельное хозяйство с заманчивыми перспективами.

Шубин получил высокое звание Героя Социалистического Труда, а Иван Михайлович Третьяк награжден орденом Ленина. Многому можно поучиться у этих простых людей — настойчивых, целеустремленных, вечно ищущих новых путей.

Располагаемся на отдых на краю усадьбы совхоза, у глубокой балки Шолоканкаты. На дне ее, в пруду купаются солдаты и ребятишки из совхозного поселка, загорелые, как негритята. У нашей палатки примостились на корточках три русоволосые, круглолицые, голубоглазые девчоночки лет по семи. В простеньких платьицах, босоногие и смешливые.

Девочки с любопытством рассматривают голубую машину, оранжевую палатку и Виктора Николаевича, едва вместившегося в нее. Подталкивают друг друга, перешептываются. Наконец самая шустрая, с живыми васильковыми глазками, спрашивает:

— Дяденька, а где вы живете?

— Везде… так и хожу по свету, — серьезно отвечает Виктор Николаевич, показывая громадный лыжный башмак.

Девочки затихают. Вероятно, большой гость кажется им великаном.

— А… как вас зовут? — тихонько спрашивает все та же девчоночка посмелее.

— Меня?.. Гулливер…

Высокий дяденька подымается во весь рост и шагает через кочки огромными шагами.

— Батюшки! Гулливер! Нам читали про вас! — всплескивают загорелыми ручками малышки. Во все глаза разглядывают они настоящего Гулливера. Он пришел к ним, в дальний степной совхоз, прямо из любимой книжки.

До ночи просидели девочки у походной палатки и слушали, слушали удивительные рассказы. Мы представили, как наутро они прибежали после ночи, полной волшебных сновидений, и не увидели уже ни походного шатра, ни голубой машины. Осталась лишь примятая полынь там, где стоял чудесный шатер. Может быть, на всю жизнь запомнят три маленькие степные феи встречу с живым Гулливером…

А мы уже далеко. Мимо плывут пшеничные поля совхоза. Кажется, нет конца волнистому золотому морю, пшеница только созревает. Стебли ее невысокие, в июне дул суховей. И все-таки колос наливистый. Центнеров десять дадут эти поля с гектара.

Неожиданно выезжаем к полевому стану двенадцатой бригады. Вагончики с лозунгами расставлены квадратом. Будка-столовая, читальня. Поодаль палатки, поставленные в каре. Это походное жилье полевых бригад. Пусто. Все в поле и на току. Ток чернеет вдали среди желтых пшеничных полей. Туда со всех сторон бегут машины с первым зерном.

— Вот это ток!

Широкая полоса утрамбованной земли тянется на добрые полкилометра. Выровнена она бульдозерами и укатана машинами. Ток похож на аэродром.

Подъезжаем к высокому валу золотого зерна. Он удлиняется на глазах: то и дело подкатывают автомашины. Проворные руки откидывают задний борт, загорелые парни и девушки быстро сбрасывают шумящее зерно. Зерно крупное, стекловидное. Великолепная твердая пшеница. Скоро золотой вал зальет весь ток — в бригаде засеяно сорок три квадратных километра вспаханной целины.

Здесь целый интернационал: казахи, русские, украинцы, латыши, белорусы. Платочки, косынки, кепки, береты, войлочные, соломенные и фетровые шляпы. Смуглая казахская девушка ссыпает вместе с подругами зерно с машины. Работает споро и молчаливо. Платок повязан по-казахски, ситцевое платье старинного покроя. Кажется, что она только что вышла из кочевой юрты.

Это Катя Кугушева из соседнего аула. Девушка недавно поступила работать в совхоз и уже освоилась в бригаде. Крупное земледелие меняет весь уклад жизни коренных обитателей степей — казахов кочевников. Круто меняются судьбы людей. Покидая юрты, казахские юноши садятся за руль тракторов, комбайнов, машин; девушки идут в полевые бригады и на фермы. Шире и шире разливается в Казахстане море хлебов.

Появляются верблюды, они шагают чинно и важно, везут тележку с бочкой. На одном из них — водовоз. Его встречают шутками, прибаутками, звонким смехом.

Незабываемая картина! Верблюды и легковая машина с модным багажником, грузовые машины, усовершенствованные зернопульты и полоса еще не вспаханной ковыльной степи среди пшеничного поля, которому не видно конца и края, золотой вал зерна и пестрая команда целинников…

Ток скрывается