должен помочь делу. Можно сбрасывать в озеро часть пресных вод. А может быть, использовать русло Солянки? Если немного поднять воды Урала, они самотеком вольются в Челкар. Спроектировали же на Волге складную плотину, которая направит часть русловых волжских вод в Бузан — обезводивший дельтовый проток, для питания нерестилищ каспийских рыб.

Пора сниматься с якоря. Лодка, отцепившаяся последней, плывет к шхуне — значит, дело сделали и другие рыбаки.

— Сейчас уха будет, — улыбается Идисхан.

Механик Джаксгали принимает чалку, лодка подходит к корме. В воде она сидит глубоко — заполнена крупными рыбинами: здоровенные судаки, сазаны, лещи, язи, жирнющие окуни и жерехи. Улов хороший. Рыбаки бросают на палубу леща и жереха. В трюме зашипел примус. Блеснули матросские ножи. Рыба очищена, разделана, нарезана и сложена в кастрюлю. Чуть залита водой.

Солнце в зените. Палит. Вода горит расплавленным серебром; у смоленого борта просвечивает нежной зеленью. Пока варится обед, купаемся всем экипажем. Ныряем с борта, с рубки в теплую, бархатистую воду, такую прозрачную — видишь с палубы движущиеся тела пловцов. Кажется, что шхуна застигнута штилем где-то далеко в океане, у самого экватора. Не хватает только акул и летающих рыб.

Идисхан свистит — готова уха. Забираемся по массивному рулю на палубу. Проголодались на свежем морском воздухе после купания. Такой вкусной ухи давно не едали…

Поднимаем якорь, опять зарокотал мотор. Шхуна плывет к покинутому берегу, подбирая лодки рыбаков, нагруженные рыбой. Вот и проход в камышах, пристань. Прощаемся с Идисханом, с гостеприимной командой, с рыбаками. Они дарят на прощание большущего судака и леща с нашу чугунную сковородку.

Переправляемся к палатке. Пусто — сторожа нашего нет, около палатки сидят на корточках вчерашние ребятишки. Где же он?

— Русский механик трактор чинит, а мы караул держим. Стережем! — докладывает стриженый, с блестящими, как вишни, глазами Сатпай.

У развороченной дамбы, около бульдозера толпа ребятишек постарше, среди них два юных тракториста в спецовке. А вот и Федорыч, в трусах, в порванной майке со свежими следами автола, с белой повязкой на голове. Он бьет молотом по звонким пластинам гусеницы.

Утром, оставшись у палатки, механик видел, как шхуна с караваном лодок пошла на открытую воду. Вскочив на машину, он прощально махал нам плащом. Но никто не ответил ему — мы любовались озером. Федорыч приготовил чай, но и чаевничать одному не хотелось. Принялся осматривать машину, подкручивать гайки. Вдруг за обрывом зашуршала осыпавшаяся земля, кто-то чихнул. Механик шагнул к обрыву. Из-под кручи выглянула стриженая голова с вытаращенными глазами: один из вчерашних друзей — Сатпай.

— A-а, приятель, иди сюда.

Парнишка выбрался на кручу и подошел к стану. Ему не больше десяти лет.

— Садись, гостем будешь, чайку вместе попьем.

Под горой свистнули.

— Кто это там?

— Друзья!

— Зови сюда, веселей будет.

Сатпай крикнул, замахал руками, и вчерашняя детвора высыпала к палатке. Механик вынес кошмы, расстелил клеенку, расставил кружки, выложил печенье, рафинад, открыл банку с вареньем. И пошел тут пир да рассказы о всякой всячине. Говорил больше всех Сатпай.

Школа новая за речкой, каждый день ребята ездят туда-сюда на лодках. Вот если бы дамбу достроить — тогда ходи по сухому. Только вот бульдозер шестой день стоит — чинят комсомольцы, а никак не починят.

— Не умеют?

— Наверно. Чинят, чинят, да не получается. Молодые. Кто бы показал, как делать, а то осень придет, а дамбы не будет, опять на лодках надо ехать, а лодки на лове нужны. Что делать? Научил бы кто, как трактор чинить…

— Что ты все подговариваешься, а прямо не скажешь, — механик усмехнулся, — хитер парнишка! Так вы за этим и пришли?

— А поможете?

— Попробую.

Сатпай вскочил, свистнул и замахал пустой кружкой. От бульдозера подошли к палатке двое казахских юношей в комбинезонах.

— Трактор совсем больной, — сказал один из них. — Может, посмотрит русский механик?

Федорыч поднялся.

— За стан не бойся, ничего никто не тронет, — тракторист отрывисто сказал что-то ребятишкам по-казахски. У палатки остался Сатпай с друзьями.

Весь день механик чинил с трактористами поломавшийся узел, и когда мы подошли, все было уже готово, надевалось последнее звено гусеницы. Трактористы, радостные, чумазые от масла, полезли в кабину. Бульдозер рыкнул, развернулся и, приминая комья глины, пошел к дамбе. Потом круто повернул и ринулся к нам. Из кабины выпрыгнули водители:

— Не знаем, как сказать тебе… Большое спасибо… Ты… большой механик…

Парни жали смутившемуся Федорычу широкие жесткие ладони.

Через час мы сняли лагерь и тронулись в путь. Долго нам махали коричневыми ручонками малыши и рукавицами двое в промасленных комбинезонах.

В ПЕСКАХ КАРА-ТЮБЕ

От Челкара нас провожали чайки. Они летели высоковысоко, распластав светлые крылья. Спешим до сумерек продвинуться возможно дальше по Джамбейтинскому тракту. Дорога разбита, вся в яминах. Приходится то и дело тормозить, переключать скорости.

Еще засветло переезжаем речушку Шидерты. Районный центр Джамбейты отсюда в пятнадцати километрах.

— Пора…

Свернув с тракта, едем вдоль речки. Вода тихая, берега в камышах и осоке. Склоны балки заросли душистой полынью и сиреневым кермеком. Великолепное место для ночлега. Сегодня мы отмечаем годовщину свадьбы Валентина и Ольги.

Стелим кошмы на курчавый полынок. На таганке варится в котелке картошка. Федорыч купается, ожоги у него прошли, наверстывает упущенное.

Вдруг он появляется перед художником с блестяще белыми водяными лилиями, поздравляет с юбилеем. Бросив лагерные дела, устремляемся к речке. Тихий плес у берегов зарос плавающими лилиями. Откуда они взялись в степной речушке? Лилии уже закрываются на ночь. Подносим художнику пахучие букеты с блестками капель на лепестках.

Стемнело. Южная ночь опустилась на Шидерту. Звезды сияют ярко, отражаются золотыми каплями в черном зеркале воды. Тепло. Спать не хочется. Лежим на спине,