class="p1">В то же время, зная все, что делается на фабриках и заводах, охранное отделение своевременно приходило на помощь рабочим в случае каких-либо несправедливых действий хозяев или заводской администрации. В этих видах по воскресеньям в охранном отделении офицеры и чиновники принимали заявления и жалобы от рабочих по всем вопросам. Рабочим давали разъяснения, справки, а заявлениям должное направление и поддержку в дальнейшем в пользу рабочих.

Таким путем в рабочих внедрялось сознание, что они могут добиваться своих желаний без социалистов, мирным путем, и что власть не только не мешает, но и помогает им.

Движение разрасталось. Успех был очевиден. Рабочие доверчиво подходили к власти и сторонились революционеров.

Местные революционные деятели всполошились, но, обставленные надзором, были бессильны. Пошли сплетни и клевета среди разночинной интеллигенции. В старой России было так: раз где-либо видна рука правительства, значит, то плохо; сделай то же самое кто-либо иной – хорошо.

Дошло до Петербурга. Тамошние социал-демократические организации стали присылать своих делегатов познакомиться, – что такое делается в Москве. Зубатов, зная о приезде этих ораторов, устраивал обыкновенно так, что гость допускался на собрание, ему разрешали говорить, но против него выступал заранее подготовленный более сильный, горячий талантливый оратор – москвич. Он побивал приезжего на диспуте, и приезжий проваливался на глазах рабочих; революционер пасовал перед реформистом. После же диспутов, на обратном пути в Петербург, депутатов нередко арестовывали, что было большой тактической ошибкой, очень повредившей делу легализации. Правда, благодаря этим арестам нежелательные наезды в Москву прекратились; но зато и Москву стали называть гнездом провокации, причем в это понятие входило уже всякое действие, связанное так или иначе с охранным отделением, и словом провокация было окрещено и все новое движение.

Между тем в Москве рабочие жили новою, более осмысленною, общественною, но не революционной жизнью. Они жадно слушали профессоров, занимались самообразованием, изучали экономические вопросы. Так продолжалось до тех пор, пока делами руководил сам Зубатов и пока участие в деле легализации охранного отделения не стало достоянием широких слоев общества.

1902 год был апогеем зубатовских организаций в Москве; 14 февраля того же года был утвержден устав «Московского общества вспомоществования рабочих в механическом производстве».

Двадцать второго февраля зубатовскими организациями была устроена грандиозная манифестация в Кремле. До 45 000 рабочих собралось к памятнику царю-освободителю. Полиция отсутствовала. Порядок поддерживался самими рабочими. Была отслужена панихида по Александру II и возложен венок. На панихиде присутствовал великий князь Сергей Александрович[91]. Смотрел на происходящее с удивлением П. И. Рачковский, командированный нарочито из Петербурга. Впечатление от происходящего было большое. Манифестация рабочих происходила всего лишь несколько дней спустя после студенческих беспорядков.

В тот же день рабочие отправили в Петербург депутацию, которая возложила серебряный венок на гробницу царя-освободителя в усыпальнице Петропавловской крепости. Зубатов-легализатор был наверху своей славы. Доверие к нему со стороны Трепова и великого князя было полное.

Но Витте рвал и метал. Московские капиталисты не раз обращались к нему с жалобами, что полиция вмешивается в их взаимоотношения с рабочими; жаловалась и фабричная инспекция. Он пытался препятствовать этому, но успеха не имел. Министерство же внутренних дел, видя благоволение великого князя к работе Зубатова и видя также и результаты в смысле влияния на рабочих в то время, когда уже всюду бурлило, стало покровительствовать новатору.

Зубатов же, видя успех в Москве, мечтал уже поставить дело и по другим пунктам, мечтал развить его в государственном масштабе, в каковом направлении и действовал на министра внутренних дел.

С разрешения Сипягина работа была начата и в Минске. Во главе ее стала большая поклонница Зубатова, некая М. Вильбушевич. Зубатов руководил ею из Москвы, на месте же наблюдал начальник Минского жандармского управления полковник Васильев. Движение в Минске имело полный успех и забило работу революционеров. Революционеры негодовали, и не было той грязи и клеветы, которую не выливали бы на Зубатова и его последователей. Сотрудников умышленно смешивали с легализаторами и всех их выдавали за провокаторов. Я забегу теперь немного вперед, чтобы покончить с легализацией именно Зубатова.

По назначении министром внутренних дел Плеве[92], последний, повидавшись и побеседовав с Зубатовым, очень заинтересовался его проектами по рабочему вопросу, признал его начинания полезными для государства и дал согласие на их продолжение и развитие. Зубатов не упустил, конечно, из виду развить перед новым министром идею, насколько не прав Витте, игнорирующий рабочий вопрос, и сколь было бы полезно для постановки нового дела через министра внутренних дел иметь институт фабричной инспекции в подчинении у этого последнего. Перед Плеве рисовался целый план широчайшей реформы. И как только Зубатов был переведен в Петербург, о чем будет сказано ниже, ему было разрешено не только опекать уже созданное московское движение, но продолжать таковое же в Минске, ставить его в Одессе, Киеве и, самое главное, в Петербурге.

Конец 1902 года и начало 1903 года прошли для Зубатова в подготовительных по Петербургу работах. На квартире Зубатова шли совещания с лицами, увлекшимися идеей поставить рабочее профессиональное движение в России и шедшими на совместную работу с Зубатовым, за которым оставалась, однако, скрытая закулисная роль негласного руководителя. На совещаниях участвовали уже занимавшиеся легализацией в Минске Вильбушевич, предназначенный для постановки дела в Одессе некий Шаевич[93], прежний сотрудник, а в то время чиновник Департамента Гурович[94], профессора Скворцов и Орнатский[95] и еще несколько видных петербургских деятелей, а также оканчивавший в том году Духовную академию священник Гапон[96], который должен был начать работу среди рабочих в Петербурге.

Но эти большие собрания, в сущности, лишь утверждали те основные начала организации, которые вырабатывались в более интимных беседах и на конспиративной квартире Медникова на Преображенской улице между Зубатовым, Вильбушевич, Шаевичем и Гапоном, т. е. непосредственными работниками. Раза два был на этих беседах и я. Неподдельной искренностью дышало то, что говорила Вильбушевич, искренним казался и Гапон, глаза которого горели каким-то внутренним светом, но Шаевич оставил по себе какое-то странное, неопределенное впечатление; не то революционер, не то легальный деятель – ни рыба ни мясо. Он мне не понравился, хотя Зубатов им был очень доволен, но он иногда очень увлекался и ошибался в своих симпатиях.

В результате предпринятых Зубатовым шагов в начале 1903 года в Петербурге было основано «Общество петербургских рабочих», торжественное открытие которого состоялось при участии ректора Петербургской духовной академии. Но, понимая невозможность широкой работы в предпринятом направлении при враждебном отношении к нему министра финансов, Зубатов тогда же предпринял некоторые шаги для привлечения его к этому делу, и к Витте была