Хорошая, словом, у Кости была клавиатура.

И правильно. Старая добрая командная строка и двухстолбцовые окошки «Миднайт коммандера» – что может быть лучше? Не дурацкие же иконки в псевдообъеме, в которые нужно тыкать курсором…

Выставив частоту, я подтянул к себе микрофон на тонкой хромированной подставке и переключил звук на внешний громкоговоритель.

На волне космодрома было тихо. Такое впечатление, что службы наблюдения и диспетчерская обезлюдели. И переговоров кораблей не слышно. Я вспомнил, что сотворили истребители чужих с несчастным «Саргассом», и стиснул зубы. Если бы мне сказали, что в окрестностях Волги не осталось больше ни одного человеческого звездолета, я бы поверил. И ничуть не удивился бы.

Тогда я настроился на наш график, и сразу же услышал низкий голос Курта Риггельда:

– …стоит, мне кажется. Не мальчик, разберется сам.

– Он обещал все время слушать волну! – с неменьшим облегчением я узнал голос Юльки отчаянной. – Что-то случилось, я чувствую.

– Погоди, – остановил ее Риггельд. – Кажется, кто-то подключился. Слышала?

– Рома, ты? – с надеждой спросила Юлька, и от этой ее надежды в голосе у меня даже слегка защемило где-то в области сердца.

Черт возьми, приятно сознавать, что о тебе волнуются! Что ты кому-то нужен. И вдвойне приятно – когда волнуется женщина, которая и тебе самому небезразлична.

– Я, – отозвался я; почему-то голос у меня прозвучал очень устало.

– Ты цел? – спросила Юлька.

– Я-то цел…

– Урод! – сердито перебила Юлька. – Wo treibst du dich herum? Ты же обещал отвечать сразу, Hol dich der Teufel!

Когда она сердилась или волновалась, она часто переходила на немецкий.

– Я не мог ответить, – по-прежнему устало объяснил я.

– Почему не мог? Ты где?

– У Чистякова на заимке.

Юлька рассердилась.

– Мы же договорились: ни минуты лишней на поверхности! Взлетай немедленно!

– Юля, – сказал я как можно спокойнее. – Я не могу взлететь. «Саргасса» больше нет.

Юлька соображала что к чему долгие пять секунд.

– То есть… как это нет?

– Чужие сожгли. Прямо на земле, около заимки. Я еле успел убраться в сторону.

– Чужие? – я почувствовал, как Юлька напряглась. – Они что, уже начали активные действия?

– Получается – да. И на космодроме тишина. Да и есть ли он еще – космодром?

– Я связывалась минут десять… нет, уже больше. Минут пятнадцать назад. Чужие посадили все взлетевшие корабли – наши корабли я имею в виду – а над космодромом завис здоровенный крейсер. Другой завис над Новосаратовом. Но они ничего не жгли, мне Зислис сказал.

– Зислис? Он что, еще тут? А, ну да, корабли ведь вернули…

– А он никуда и не летал, – сообщила Юлька. – Сидел на наблюдении с Веригиным и этим американером… как его…

– Бэкхем, – подсказал молчун-Риггельд, и снова умолк.

– Ага, точно. Суваев еще с ними был одно время, потом ушел.

Юлька растерянно вздохнула.

– А Костя с тобой?

– Со мной. И еще тут один типчик… – я покосился на шлюз. Старатель с пацаном на руках изваянием маячил на фоне серой оболочки купола. – Точнее, даже не один. Полтора.

Юлька не стала уточнять – о чем я. Умница она, Юлька.

– Надо вас вытаскивать, – протянула она задумчиво. – «Саргасс» уже не починишь?

– Юля, – терпеливо сказал я. – «Саргасса» больше нет. Вообще нет. Из обломков даже шалаш не сложишь. И, между прочим, истребители, которые его сожгли, пошли в сторону заимки Курта. Эй, Курт, ты слышишь?

– Слышу, – отозвался Риггельд. – Только я не на заимке. Не на основной, точнее. Я на островке. Архипелаг Завгар знаешь?

– Это в южном полушарии, что ли? За Землей Четырех Ветров?

– Да.

«И у Риггельда есть левые рудники, – отметил я машинально. – Ну почему эта дурацкая шкатулка попалась именно мне?»

Я спиной чувствовал взгляд старателя и его малолетнего соседа. Если бы не я – сидели бы они сейчас по домам, занимались бы привычным. У мальца мать здравствовала бы. У этого долдона – братья и отец, какой уж ни есть.

Одно нажатие кнопки – и все кувырком. Как причудлив мир!

И как беспощаден.

– Юлька, – сказал я. – А ведь полеты сейчас опасны. Кто знает, сколько чужих истребителей сейчас рыщет в небе над Волгой? Сколько крейсеров торчат на орбите? Они, поди, и с орбиты тебя пожечь могут, что им стоит?

– То есть? – спросила Юлька недоуменно. – Ты намекаешь, чтобы я вас бросила?

Я промолчал.

– Рома, – сказала Юлька ласково. – Я тебе при встрече челюсть на сторону сворочу. Понял?

Я опять промолчал.

– Сидите на заимке, и никуда. Ясно? – велела Юлька сердитым голосом.

– А если чужие начнут жечь и заимки? Тоже сидеть? Савельев и Чистяков запеченные под куполом, подавать с зеленью и белым вином… – я сокрушенно вздохнул.

Ну, вот опять. Начинаю нести всякую околесицу, когда нужно думать, думать, и еще раз думать. Почему-то мое хваленое чутье помогает и подсказывает только когда враг рядом и готов в меня выстрелить. А вот в… э-э-э… долгосрочном планировании – помогать отказывается наотрез. Обидно, честное слово!

Тут на графике прозвучал характерный щелчок – включился еще кто-то.

– Ау! – позвал новый голос; я сразу распознал голос Смагина.

– Ну? – отозвалась Юлька.

– Никто только что частоту патруля не слушал? – осведомился Смагин. Голос его звучал странно и необычно, и я не сразу понял, что голос дрожит. Смагин был напуган и растерян.

– Нет, а что?

– Я слушал переговоры – пара патрульных ракетопланов завидела корабль Василевского, и пыталась его вызвать. «Хиус-II» отмолчался. Потом вблизи объявились истребители чужих. И все – канал очистился. Тихо, как в могиле.

«Вот именно, – подумал я. – В могиле. Очень метко подмечено.»

Не нужно было обладать развитым воображением, чтобы понять суть произошедшего. «Саргасс» сожгли на площадке, «Хиус-II», посудину Василевского, а заодно, наверное, и патруль – в воздухе.

– Василевского на корабле не было, – объяснил я зачем-то. – Его убили раньше. Так что скорбеть именно сейчас – не стоит.

– Я знаю, что его там не было, – нервно сказал Смагин. – Меня другое волнует. Чужие жгут корабли. Это что, война, так получается?

– Сообразил, наконец-то, – фыркнула Юлька. – Мыслитель!

– Какая это, Donnerwetter, война? – вставил с неудовольствием Риггельд. – Избиение младенцев это, а не война. Мы против чужих бессильны. И безоружны.