* * *

В подъезде снова выкрутили лампочки: в слабых желтых отсветах, долетевших на нашу площадку с четвертого этажа, ковыряюсь ключом в замочной скважине, и дверь поддается.

— Где тебя носит, паразитка? — из глубины квартиры ворчит мама и под скрип диванных пружин вновь засыпает. Это были тяжелые для нее дни, и я благодарна ей за то, что она сейчас спит, а не поминает Валентина стаканом с вонючим зельем в кругу сомнительных личностей.

Мельком заглядываю в гостиную, но от вида зажженной лампадки у фотографии отчима первобытный ужас щекочет пятки — пулей мчусь в комнату и закрываю дверь на шпингалет. Странное шипение вдруг раздается на улице, скребет по черному стеклу — пугаюсь до судорог, но тут же бью себя по лбу и истерически хихикаю. На улице начался дождь!

Он стал последней каплей счастья и переполнил душу — взбираюсь на подоконник, обхватываю свои похудевшие плечи, вздрагиваю и плачу навзрыд — это хорошие слезы. Никогда у меня еще не было таких.

Под шум падающей с небес воды закрываю глаза, а в мыслях приятный голос Че все повторяет:

— Я нашел еще пару совпадений, Солнце! Мы оба одинокие — раз, и дьявольски красивые — два… — Его смех исчезает в тихом шепоте: — Так что нам мешает? Давай встречаться?

* * *

Лишь под утро, противно жужжа, в телефоне загорается оповещение. Голубая подсветка экрана бьет по глазам, и я щурюсь. Читаю сообщение от Ви:

> Тебе по пунктам? 1. Мой папаша мудак, но у него много денег, и это лучше, чем ничего. 2. Новая подруга намного круче тебя, извини. 3. Че был собачкой, но до верности ему далеко, потому что он просто кобель. Я жалею, что вообще имела с ним дело. Что-нибудь еще, Солнышко? Мне сейчас слегка не до тебя.

И в груди холодеет душа.

Надежда на то, что Че останется рядом, позволила ненадолго расправить плечи и предаться красивым фантазиям.

Жестокие слова Ви вернули меня к реальности.

Я всегда понимала, что мне самой жизнью не позволено летать там, где по праву рождения парят Ви и дети из благополучных семей. Это было настолько очевидным, что я даже не обижалась. Однако какая незадача: сейчас мне до боли хочется быть ровней ей и Че. Пусть даже это и не так.

Ви надоело со мной возиться: она наигралась и отделалась от игрушки, выбросив на помойку, но напоследок заронила сомнения. Я ведь действительно не представляю, на что способен Че, и едва ли вообще его знаю. Неверие, растерянность, досада и злость теснятся в клетке ребер.

Под шорох и стук дождя по шатким карнизам мечусь в плену тонкого одеяла. Несмотря на прохладу, страдаю от нехватки воздуха, проваливаюсь в мучительные сны и вязну в них.

— Я не надену это, Ви! Пошла ты! — в ужасе шепчу, уставившись на кусок алой расшитой бисером ткани в ее руках.

Огромные темные глаза обжигают обидой, а пухлая губа выпячивается вперед, делая идеальное лицо некрасивым:

— Я изуродовала мамино вечернее платье, мне влетит, а ты тут истерики закатываешь!

— Надевай его сама! — продолжаю сопротивляться, но по гладкой розовой щеке стекает слеза, и я сдаюсь: — Ладно, хорошо! Давай его сюда.

Весь вечер терплю унижение, позируя в идиотском наряде на камеру маленькой цифровой «мыльницы», а Ви звонко смеется. Это — часть игры, так надо: главное, что ей весело, и я улыбаюсь.

— Где же ты была, Солнышко? — звенит тонкий голосок.

— Я хотела прийти раньше, но… мать забыла закрыть кран в ванной и ушла. Понимаешь, мы залили Петровых и Исаевых, а ее дома до сих пор нет! — У меня дрожат руки, от кулаков разъяренного соседа-садиста до сих пор ломит спину.

— Но мы же с тобой договорились, Солнышко! Мне нужна новая стрижка, а ты вечно не можешь сдержать слова! — Ви плачет, и сердце сжимается от чувства вины. — Ну вот куда я, по-твоему, теперь пойду с такой шевелюрой?

— Я так рада, что вы поладили, Танюша! — Тетя Анжела сканирует меня огромными глазами цвета молочного шоколада. — Ты единственный друг Вики. После развода с ней сложно. Она точно тебя не обижает?

— Нет! Она классная! — улыбаюсь, облизывая липкие от клубничного джема пальцы: вечно голодный ребенок снова сыт и счастлив.

Пробуждаюсь в холодном поту — сон так похож на воспоминания.

— О чем мечтаешь, Солнышко? — Из темноты снова выскакивает кадр из прошлого: Ви густо подводит глаза черным карандашом.

— Хочу, чтобы мама бросила пить. — Мельком смотрюсь в зеркало, и дискомфорт заставляет отвести взгляд от лица с броским макияжем. — Хочу… чтобы все наладилось, чтобы все было хорошо.

Ви хохочет:

— Вот наивняк! Ну точно солнышко, блин, лесное. Думаешь, в этой дыре может произойти что-то хорошее?! Лично я, как только окончу школу, свалю, даже если мама будет против! Ну а ты сиди тут и прозябай! — От боли, вызванной ее словами, трудно дышать. Изо всех сил надеюсь, что она шутит, но во взгляде напротив сияет холодный черный лед.

Мучительная ночь давно сменилась робким утром, в компании подушки и побитого молью одеяла лежу на скрипучем диване и долго разглядываю серый потолок.

Рано или поздно все мы взрослеем: прежние увлечения кажутся странными, суждения — до смешного наивными, люди открываются с неожиданной и неприглядной стороны. С глаз будто слетает пелена — в один момент все, чего ты не хотел или не мог осознавать, предстает вдруг во всей пугающей очевидности.

Я всегда без раздумий следовала за Ви, она была для меня Солнцем. Той, кому я обязана жизнью. Той, от кого невозможно скрыться и скрыть. А кем была для нее я? Забавой, не купленным в детстве щенком, что безропотно ходит следом за хозяйкой и виляет хвостом? Куклой для битья, подопытным кроликом? Нет. Или да?

Как же хочется снова увидеть мир глазами ребенка, не замечающего теней и солнечных пятен. Как страшно взрослеть и узнавать природу людей и их поступков. Перестать себе врать трудно, но детство действительно ушло, глупой девочки больше нет.

Глотаю слезы, не позволяю им выступить на глазах, и нежное тепло, зародившееся в солнечном сплетении, согревает сердце — крепкие объятия и бездонные глаза кого-то хорошего все же реальны.