покосилась на торт и сама себя остановила.

— Рина, стоп! А то лопнешь. Фу-ух!

— Спасибо тебе огромное от меня и Юлии, — поблагодарил я.

— Надеюсь, они передумали резать. Надеюсь, у меня получилось, и рецидива не будет.

— Там целая комиссия. Думаю, все хорошо.

— Хорошо… Так мы теперь с тобой в одной лодке, получается? — сказала она как-то обреченно и загрустила.

— Получается, — кивнул я. — Еще раз спасибо тебе.

Чем она недовольна? Сосредоточившись на ее желаниях, я ничего не понял. Не белый шум — просто сумятица. Но стало неуютно, и я засобирался домой, а Рина не стала меня останавливать. Тем более Димидко звал смотреть футбол, двенадцатого нам предстоял сложнейший матч с «Торпедо», и после игры в Ростове эксперты оценивали наши шансы на победу как невысокие, а нам сейчас каждый выигрыш важен.

Глава 8. Торпеда взорвалась

Ночью пришло сообщение от Семерки. Первой иррациональной мыслью было — неужели у Дарины ничего не получилось? Мгновенно проснувшись, я прочитал: «Не знаю. Вроде полегче но силнет». Даже по сообщению ясно, что ее сил не хватает даже на знаки препинания. Фух, раз пишет, значит, все в порядке, резать не стали — она просто не успела бы отойти после наркоза. И еще хорошо, что она не догадывается, почему ей полегчало.

Я вспомнил об откате, сосредоточился на ощущениях и понял, что сегодня я худший… гитарист.

Халява! Видимо, вверху кто-то решил, что добро нужно поощрять. А может, просто так выпало на рулетке.

Только глаза сомкнул, чтобы доспать два часа, оставшиеся до утра, как написал Тирликас. Думал, он будет меня отчитывать за шоу в больнице, но немного ошибся:

«До тренировки зайди ко мне».

Значит, отчитывать будет позже. Потому я вздремнул еще пару часов, но все равно поднялся до будильника. Когда уже доедал творожную запеканку, из комнаты вышел Погосян в трусах с сердечками, увидел меня и сделал вид, что не заметил.

— Доброе утро, Мика, — поприветствовал его я и понял, что он хочет меня убить, потому что все знает. — Присядь, разговор есть.

Он оседлал стул и буквально вгрызся в меня взглядом.

— Я знаю, что ты провел вечер с ней, — припечатал он. — Не отвертишься!

Следил за нами? Впрочем, неважно.

— Мика, она не будет с тобой. Так бывает: химия у вас, видимо, не сошлась. Рано или поздно у нее появится парень, и это буду не я. Что ты сделаешь, убьешь его?

— Убью, — кивнул он.

— Но за что?

— За то, что забрал мое.

Хотелось застонать. Вот же баран! Но я сказал как можно спокойнее:

— Рина — не «твое». Она своя собственная. Человек не может быть чьим-то, если он не раб. Раз уж ты не можешь забыть ее, пожалуйста, хотя бы будь благоразумным.

— Ты. Был. С ней, — почти прорычал он.

— Был, — кивнул я, глядя в его круглеющие глаза. — Сейчас я тебя удивлю еще больше: у мужчины и женщины могут быть не только постельные дела.

Он сжал кулаки.

— Да что ты лечишь! Какие такие у вас с ней дела?!

— Остынь, брат, — сказал направившийся в душ Микроб, шагал он бодро, не хромал.

— Как нога? — спросил я. — Трениться сможешь?

— Как бабка пошептала, — улыбнулся он. — Два дня поберегусь, потом продолжу.

Погосян пытался просверлить во мне дыру взглядом, шумно сопел.

— Мика, да включи верхнюю голову! — теперь уже я разозлился. — Рина не даст тебе! Никогда не даст. Ты убьешь ее избранника и сядешь, а она нового ухажера заведет. И что?

Думал, Мика будет быковать, но нет, потупился и пожаловался, скребя пальцами волосатую грудь:

— Ну люблю я ее! Страсть как люблю. А тут еще ты… — Он скривился, будто собрался заплакать. — Как нож в спину! Пообещай, что не будешь с ней?

С Дариной я быть не собирался, но обещать ничего не стал.

— Вот! — взбеленился он. — Потому что вы вместе!

— Потому что не играю в твои детские игры, — отрезал я и вышел из квартиры, направился на стадион.

В восемь Тирликас уже был в своем кабинете. Впустил меня не здороваясь, кивнул на стул. Я уселся, приготовившись отвечать на неудобные вопросы, но их не было.

— Кротова убили, — сказал Лев Витаутович и пояснил: — Майора, который тебя вербовал. Он догуливал последние дни в Болгарии и пропал. Тело обнаружили в море. Следов насильственной смерти нет.

Я выругался.

— Уверены, что это убийство? Хотя… выглядел он крепким…

— Да, — кивнул Тирликас. — Теперь о тебе знаем я, Ахметзянов и еще несколько наших. Человек, который вчера приходил в больницу, это кто?

— Хотел, чтобы Даринка посмотрела ногу Семерки, — брякнул я. — Она говорила, что диплом пишет по теме, но только мы вошли, Кисиль нас выгнал. А я нутром чую, что резать нельзя! Ошибается заведующий.

Витаутович усмехнулся.

— Как он был зол! Он ведь кандидат наук, между прочим. А ты усомнился в его компетентности.

Такое впечатление, что он был доволен моей выходкой. И про Дарину — ни слова.

— И что, все-таки будут резать? — обреченно спросил я. — Я ошибся?

— Комиссия провела осмотр и приняла решение ампутировать конечность. Но пока готовились и совещались, состояние Юлии стабилизировалось. Решение отложили на сегодняшнее утро, что там и как, не знаю, не звонил еще.

Глава 9. Глаза бы не глядели!

Увидев меня, Семерка просияла, сложила руки на груди и взмолилась:

— Санечек! Полдуши продам за сигарету. Вот реально дохну без них! Скажи, что ты позаботился о старушке и принес пачку!

У заведующего закончился рабочий день, и меня по просьбе Тирликаса пустили к Юле. Судя по тому, как она приободриась, все у нее хорошо.

— Нельзя тебе.

Она закатила глаза и ударилась затылком о подушку.

— Полпачки! Ну хотя бы одну! Одну, блин, штуку!

— Еще раз попросишь — уйду, — пригрозил я.

— Шантажист чер-ртов…

Я развернулся и зашагал к выходу, и Семерка бросила в спину:

— Еще одна смерть. В Ленинграде.

Слова будто загарпунили меня, я развернулся, и она продолжила:

— Самородок. Восемьдесят седьмая, Алина. Суггестор. Удар по голове, удушение, изнасилование. — Семерка передернула плечами. — Причем соитие для маскировки делали уже с трупом, потому что суггестор может заставить насильника засунуть собственный член себе в задницу. Я ее хорошо знала, она одна из лучших.

Я смотрел в окно. На улице сгущались сумерки.

— Вот так заходить к подруге, спрашивать, все ли хорошо.

Кому выгодны смерти одаренных? Тем, кому они мешают проворачивать свои темные дела. Таким, как Шуйский. Сколько их? Знают ли они обо мне? Кому можно доверять, кому