Портер открыл запертую дверь, ту, что слева от входа, и увидел ожидаемое: три криокапсулы симметричны в ряд, занимавший всю дальнюю стену от края до края. В самой левой он увидел тело мальчика, подключенного ко всем аппаратам, с дыхательной маской и контролем его жизнеобеспечения, выводящим показатели на саму крышку капсулы, нижняя часть которой была цельной, а верхняя половина – прозрачной. Никита был жив! Все эти годы, застывший в одном возрасте, в одном положении, чуть ли не стоя, он закреплен на мягкой поверхности, как бы вися в воздухе. Когда мальчик ложился сюда, Вектор еще был той станцией, где не было надобности убивать и выживать. «Немыслимо!..» – думал Портер. Они заперли его здесь ради спасения от смерти, но сами сейчас неизвестно где, и, как он может судить по количеству прошедших лет, его родители вряд ли смогли выжить. Или же они бросили его, что также кажется немыслимым, судя по тому, как много они делали для спасения единственного сына. За все годы никто так и не попал сюда, никто даже не знал об этом эксперименте с живым человеком, ведь родители все делали тайком, боясь за будущую жизнь их единственного ребенка. Никита даже не знает о событиях последних лет, и страшно представить, как повлияет на него тот мир, в котором он очнется – один, без родителей, зная, что его бросили в бескрайнем космосе.

Если бы Портер не пришел сюда, то ребенок так и погиб бы здесь один, даже не зная, почему и как. Неизвестно, как долго проработали бы еще все эти системы, не имея технических проверок, не говоря уже о том, что простейший перебой с электричеством мог повлечь за собой страшные последствия. Легко увидеть в этом судьбу или же правильно расставленную декорацию с активными элементами, ведь как раз недавно Портер узнал о надвигающейся смерти. Но все же факт остается неизменным: мальчик здесь, один, он жив, и в его венах течет лекарство от Жизни – той, что царила на Векторе. Лекарство, которое может… которое должно спасти Портера от смерти и дать ему время и силы продолжить великий труд на Векторе, не позволив всем жертвам быть напрасными, даже если придется принести еще одну. Вот оно – спасение которое он заслужил, которое не получил бы человек более слабый, покладистый или менее эгоистичный, чем он. Цепь событий в его жизни привела его к тому, что он вновь сможет продолжить свою работу, ведь будет время для починки компьютера, дабы мир, такой далекий и почти чужой, все же узнал правду о Векторе… Узнал, благодаря упрямому журналисту, кто не только чужими жертвами, но и своей повлиял на жизни живых, рассказав им правду, и на жизни тех, чья смерть наконец-то обретет смысл, как и жертва ребенка окажется важной для куда большего, чем сам малец никогда не сможет понять, и все это – заслуга Портера.

– Ты не видишь Уолтера и Маргариту, потому что не хочешь, потому что боишься. Вместе с их появлением появится и шанс извиниться перед ними за их смерть, неожиданно возжелать прощения, а чувство вины может пересилить трезвость мысли, отчего придется признать свои ошибки, что для тебя крайне трудно. Невероятно упрямому и самовлюбленному ребенку, который готов следовать ярлыку, навязанному окружающими, если это будет легче, если этим можно позлить их. Ты даже не удосужился написать об их смертях, игнорируя жену и детей Уолтера, которые наверняка считают его пропавшим без вести. Ведь ты запретил кому-либо рассказывать о цели и пункте вашего пути, потому что не мог допустить просачивания этой затеи, авось кто опередит, так ты думал, меркантильный урод. А Маргарита? У нее мама и сестра, но тебе и на них плевать, пусть живут в неведении, пусть гадают и страдают от неизвестности судьбы, верно? За это ты и ценишь кошмар почти каждую ночь, ведь он закрепляет в тебе уверенность в правильности своих решений. Но ведь мир жесток, не ты в этом виноват, так ты думаешь и всегда думал. Ты даже не признаешь окончательно их смерть, тебе проще забыть, проще считать их лишь вынужденной жертвой, коих всегда было и будет много на пути к великому. Извинившись перед ними, тебе придется признать свою слабость и свои ошибки, обесценив их жертвы, – а это будет означать разрушение твоих устоев и взглядов на мир, которыми ты защищаешься всю свою жизнь, игнорируя в полной мере последствия и чувство вины. Лучшим среди худших тебе всегда было проще, нежели худшим среди лучших.

Недалеко от стыковочных отсеков, куда ступал первый шаг человека, прибывшего на Вектор со стороны административного сектора, находились не просто двери, разделяющие зону прибытия и остальную станцию: они были символом безопасности для выживших. Когда начался весь ужас, а жилые уровни изолировали от остальной станции, оставив их на самообеспечение, попутно отрезав путь за пределы Вектора, как и саму связь, здесь, недалеко от уровней лаборатории, руководитель этого сектора взял командование на себя, изолировав свою территорию с целью не пустить сюда как существ, так и других людей. Правила оказались просты: все, кто работали здесь, теперь являются защитниками своего дома, коим стало их рабочее место. Любой чужак, будь то человек или монстр, становится врагом. Не было связи, не было спасения, люди остались предоставлены сами себе… История, происходящая здесь, была крайне трагична, хотя и не лишена примеров благородства и настоящего геройства – разумеется, с личной жертвой ради блага других. Но главное, самое важное здесь и являющееся в каком-то роде символом для тех людей, заключалось именно в той двери, створки которой так и не были заварены холодной сваркой: они до последнего верили, что рано или поздно кто-то прилетит и спасет их.

Медленно, шаг за шагом, держа под прицелом короткоствольных автоматических оружий каждый сантиметр, двое людей внимательно осматривались, пройдя как раз через эти двери. Только вот давно уже тут нет тех, кто готов был встречать любых прибывших, моля их о помощи и безопасности. Оба были в защитных костюмах, чьи шлемы фильтровали воздух, не позволяя какой-либо заразе попасть в их легкие: встроенная система не требовала замены в течение трех дней, если, конечно же, не будет повреждена. Сами же эти шлемы обладали также системой связи, напрямую подключенной к встроенному цифровому планшету на предплечье, где владелец мог не только просматривать информацию, но и выводить ее на шлем. Лицо было почти полностью открыто, дабы обзор был максимально полным. Внутри костюмов были встроены системы для инъекций, обезболивающих и стимуляторов для поддержания максимальной функциональности носителя в каких-либо критических ситуациях. Полностью облегающие скафандры с внутренним утеплением надевались почти на голое тело, увеличивая человека на пару размеров, да и ботинки с магнитной системой повышали рост на десяток сантиметров. Также массивности придавали толстые бронированные накладки, почти полностью лишая возможности добраться до поверхности самого скафандра. Немного угловатые детали создавали неровную поверхность. Под некоторыми из них были встроены небольшие кармашки, две штуки слева, две справа, в области торса также были пристроены отсеки для обойм, на бедре кобура для пистолета, на груди для одного ножа, на другом бедре для второго. Оба были оснащены парочкой компактных мин и гранатами. Для Альберта и Светы эти костюмы были не в новинку, но привыкать к ограниченному пространству приходилось каждый раз, отчего работать можно было лишь с оружием ближнего боя, готовясь к тесному контакту с любым противником. Несмотря на то что Света – женщина, ее обычный рост под метр восемьдесят, как и крепкое телосложение вместе с физической подготовкой позволяли ей дать фору многим мужчинам. А в этом костюме ее почти было не отличить от Альберта – мужчины примерно ее же роста, но отдавшего возрасту свои когда-то солидные габариты, хотя и сохранявшего приличную крепость тела.