Размещенная полностью вокруг Вектора, Сфера является сложнейшим защитным механизмом с кучей датчиков и довольно легкой блочной системой передвижения, контролируют которую через отдельную систему. Снаружи Сферы ради удобства расположена научная космическая база под названием «Улей», разделенная на несколько самостоятельных секторов, каждый из которых может отделяться и направляться к нужной части Вектора. Все уже почти готово для того, чтобы, наконец, разобрать по кусочкам страшнейшую тайну научного мира, дабы изучить и понять оставленное наследие, вынуждающее застыть кровь в жилах.

Никита не знал этого, как минимум из-за того, что ради безопасности у каждого окна и иллюминатора была закреплена бронированная пленка с виртуальным экраном, идеально синхронизированным с тем, что должно быть видно человеку изнутри Вектора. Света не знала, зачем такие сложности: видимо, были причины, а может быть, все же кто-то предполагал наличие кое-как, но мыслящих организмов, и, чтобы не спровоцировать какие-либо неугодные и опасные действия, надо было сохранять в тайне судьбу станции по обе ее стороны.

Света сняла шлем, с трудом отцепив его от костюма, который, казалось, не позволял ей этого специально, словно знал, насколько она привыкла к этой защите и боится оголить себя. Ведь вместе с этим будто исчезает сама ее броня, вынуждая по-иному ощутить происходящие на Векторе события, где она всегда была в тяжелом панцире, всегда в броне, почти скрывающей ее лицо, а следовательно, не трудно было порой представлять, что на самом деле там была не совсем она. Тяжелый шлем, находящийся на грани поломки, был откинут ею вперед и, упав на пол набок, частично показывал ей правую сторону. Ощущение пространства вокруг так сильно изменилось, что не прошло и минуты, как вдруг на нее накатила вторая волна слез и даже истерики. Скинув уплотнение вокруг головы, оголив свои светлые, коротко подстриженные волосы, она будто бы проснулась. Трясущимися руками Света достала из кармана предмет, настолько трепетно сохраняемый Никитой, что просто так игнорировать его было уже невозможно. Включив его, она запустила единственную аудиозапись: голос мужской, взрослый, несколько уставший, но за явным нежеланием казаться чрезмерно сентиментальным все равно явственно ощущались любовь и забота:

«Занятно – я написал множество статей, но не нашел и слова, с какого бы смог начать… Сначала я хотел написать, но понял, что лучше будет голос оставить, но и тут я четвертый раз как начинаю, хотя ведь не раз брал интервью, умело жонглируя словами… Пожалуй, осознание того, что я уже далеко не тот человек, которым был, и дает мне силы сказать то, что я хочу сказать, как другой человек, достигший определенного этапа, после которого… Я пытаюсь сказать, что не жалею о том, о чем я тебя попрошу, и надеюсь, что ты все же исполнил мою просьбу.

Я не боюсь смерти – как раз наоборот, знаешь, это как ощущение судьбы, наверное. Словно сейчас – то самое время, когда мне пора, наконец, уйти, пусть это и ужасно грустно и больно, особенно из-за того, что ты останешься один… Но почему-то все вокруг словно кричит мне, что время мое пришло. Я вряд ли смогу дальше протянуть: заражение все же взяло свое. Может, это принятие смерти такое, но все же хочется верить, что дело в том, что лучшее, что мог, я уже сделал, – и, говоря про это, я имею в виду тебя.

Я горжусь тобой, пацан, ты стал мне лучшим другом, которого никогда и не было, ты стал мне сыном, которого уже никогда не будет… Возможно, как раз из-за того, каким хорошим ты стал человеком, я смиренно принимаю участь, зная, что, несмотря на все ошибки в моей жизни, я сделал что-то хорошее. Надеюсь, со временем ты простишь меня за то, что я пробудил тебя, лишив смерти во сне, как лучший и безболезненный исход, нежели тот, что ныне у тебя остается, —сидеть на Векторе и ждать, когда придут люди. Ты явно желал не такой жизни и явно не заслуживал ее.

Но простить меня я прошу не ради самого себя. Я прекрасно понимаю твои чувства и надеюсь искренне и честно, что ты простишь меня ради себя самого, потому что, поверь мне, гнев не даст тебе мира, а месть – это удел глупых. Ты стал хорошим человеком, и пусть тебя впереди ожидает неизвестность, но я почему-то свято верю, что все будет хорошо, должно быть, обязано. Словно моя смерть на самом деле – важный этап твоего будущего, после которого ты поймешь, насколько даже та жизнь, которая есть у тебя сейчас, лучше ее отсутствия вовсе. Все не должно быть просто так. Ты знаешь историю Харви Росса и как его решения повлияли на меня, вследствие чего ты сам смог обрести новую жизнь. И это одна из причин, почему я свято верю, что ты также изменишь многое, также совершишь поступки, которые изменят все. Ты – особенный мальчик, ты выживешь и сможешь все преодолеть, потому что мы с Харви были такими.

Я тебе не рассказывал, но твое освобождение далось мне с трудом: ведь на тот момент я был сильно подвержен галлюцинациям, а мутация уже тогда брала свое. То, что у тебя в крови, в тот момент было важнее тебя самого. Тогда я почти сломался, желая лишь излечиться и быть тем, кем я был всегда, – плохим человеком: в этом месте подобное ценится, а галлюцинации напоминали мне о тех грехах, в которых я виновен. Я и так ненавидел себя, полный уверенности в том, что получил заслуженное, даже гордясь этим, – представляешь, упрямый же я был ублюдок.

Но почему-то именно в момент твоего пробуждения, когда я уже собирался забрать всю твою кровь, спасаясь от кошмарной участи, – именно тогда я не смог этого сделать. Почему-то галлюцинации пропали – на время, но пропали, а мир вокруг стал несколько иным, и даже допуск мысли, что я сломаю и твою жизнь, делал мне невыносимо больно. Ты был тогда совсем ребенком и, сам того даже не зная, смог подарить мне надежду на искупление, надежду на нечто лучшее в нас самих. Я помню это чувство, как любая цена была бы принесена мною в жертву, лишь бы ты был жив и невредим, словно я должен тебе это, словно ты важнее меня самого… Так оно и оказалось. И вот сейчас я говорю тебе спасибо, так честно, как только могу: спасибо! Твоя жизнь, скорее всего, будет невероятно сложной, именно поэтому я надеюсь, что, когда настанет труднейший момент, ты вспомнишь, как поступил я наперекор всему. Я просто поступил правильно, потому что зла и так много, порой даже слишком. Мысль о том, что я покидаю тебя, оставляя одного в этом страшном и одиноком мире, делает мне невероятно больно, так же как и любому родителю больно расставаться со своим ребенком… Но мы оба знаем: я при всем желании не протяну даже пары недель. А значит, ты должен помнить, что, когда появятся люди, ты исполнишь наш с тобой план, станешь мной – и начнешь новую жизнь, которую заслужил. Как бы тебе ни было одиноко, помни, почему я спас тебя и почему меня не стало. Будет трудно, но ты должен помнить.

Я ни о чем не жалею – даже больше скажу, я рад умереть так, потому что мне было ради кого жить. Последние годы, вопреки всему, оказались самыми яркими и преисполнеными надежды. И все благодаря тебе, потому что ты – мое наследие, которое рано или поздно оставит свое… свой след в мире, далеком от совершенства, но который станет лучше, если станем лучше мы. Надеюсь, ты будешь лучшим человеком, чем я, и будешь тем, кто не сдается. Мне еще так много хочется сказать – но надо знать меру. Я люблю тебя и всегда гордился тобой – и ты гордись собой. Помни: труднее всего принимать именно верные решения – это и будет для тебя ориентиром и маяком в жизни, которая у тебя еще вся впереди».