В окружении князей Ракоци в те годы был уважаем мудрец-проповедник Мате Сепеши-Лацко. Он отличался аскетизмом, вёл жизнь праведника, крестьяне его побаивались, считали провидцем. Опасаясь очередного набега, Сепеши-Лацко призвал крестьян повременить со сбором винограда. Виноделы поворчали-поворчали, да и прислушались к хитроумному кальвинисту, попрятались от турок в горах, оставив виноград на гроздьях. В конце октября, на целый месяц позже привычного срока крестьяне с музыкой, с песнями начали сбор винограда. Чудесным образом Сепеши-Лацко удалось подвести виноград к идеальному состоянию, к той волшебной неделе, когда ягоды приобретают уникальный вкус. За лишний месяц виноград подвялился, многие ягоды привяли – и получилось вино удивительного вкуса, которое сразу оценили могущественные феодалы. «Король вин и вино королей», – много лет спустя так назовёт Токай-асу Людовик XV. Легенды даже Влада Цепеша – всем известного графа Дракулу – причисляют к когорте ценителей Токай-ассу. Только граф умер за много лет до счастливого изобретения Мате Сепеши-Лацко. Мы можем утверждать, что токайское Дракула пил, и предполагать, что ценил, но это было не то токайское, не Токай-асу с его неповторимым цветочным привкусом…

Впрочем, профессионалы в виноделии знают, что своим уникальным букетом токайское асу обязано «благородной плесени» botrytis cinerea – грибку, поражающему виноградные грозди. Такие ягоды собирают вручную в специальную 25-килограммовую плетеную корзину – путтонь. И чем больше путтоней добавлено к суслу, тем качественнее, ценнее и дороже будет асу, в названии которого бывает прибавка: Токайское асу 3, 4, 5 и 6 путтоней.

В 1606 году Мнишек привез в Москву, к свадьбе своей дочери Марии с Лжедмитрием, 30 бочек токайского вина. Чопорным русским боярам новый заморский напиток пришёлся по душе. Для многих токайское стало одним из немногих приятных впечатлений, связанных с царствованием Лжедмитрия. Венгерские вина ценились в домах московских вельмож. Ими потчевали дорогих гостей в торжественных случаях. Пивал токайское и государь Алексей Михайлович – второй из коронованных Романовых, чей двор славился особой московской евразийской роскошью.

Уважал токайское Пётр Великий, получивший от Ракоци немало бочек драгоценного вина. Токайское он считал лекарством. До нас дошло воспоминание о том, как молодой царь на одном из пиров убедился в чудодейственных целебных свойствах Токая:

«У царя похолодел живот и начались схватки в желудке: внезапная дрожь, пробежавшая по всем его членам, внушила опасение, не кроется ли тут какого злого умысла». Тогда доктор предложил в качестве лекарства испить токайского, и вино немедленно избавило царя от приступа. В дальнейшем «с лица его царского величества не сходило самое веселое выражение, что являлось признаком его внутреннего удовольствия».

В России организовали особую придворную комиссию по закупке токайских вин. Платили за токайское золотом, а также дарами Урала и Сибири. Со времён Петра Великого, закупавшего токайское сотнями бочек, в Токае то и дело появлялся небольшой казачий отряд, который конвоировал бочки с вином, следовавшие к царскому двору. Россия закупала две трети ежегодного урожая! В Вене токайское стало редкостью: всё выпивалось в Петербурге, по 60 тысяч литров ежегодно. Чуть позже Россия взяла в аренду винные угодья, и казаки, основательно обосновавшиеся в Венгрии, занялись охраной виноградников. Российские казённые сады просуществовали в Венгрии до 1774-го, а комиссия – до 1798-го. До сих пор в городе Токай, расположившемся под горой Напхедь, есть Орос утца – Русская улица. В XIX веке казачьи гарнизоны в окрестностях Токая не стояли, но закупки продолжались. Императорский дом был верен токайскому.

Офицеры и повесы ценили «настоящее токайское» – то, которое пьёт сам государь. А бедные студенты удовлетворялись токайским российского – крымского или узбекского – производства. Тайну «благородной плесени» токайского русские виноделы не знали. Настоящее токайское от века производится только в Токае.

Петёфи и Россия

Великий поэт Венгрии Шандор Петёфи погиб героически как прирождённый романтик – погиб, сражаясь за свободу Родины. Погиб в двадцать шесть лет, в битве под Шегешваром. Бессмертие принесли Петёфи стихи, которые он написал, будучи совсем молодым человеком, попавшим в историческую бурю.

Против венгерских повстанцев тогда сражались солдаты двух империй – Австрийской и Российской. Останков Петёфи не нашли. По записям русского военного врача судили о гибели поэта в битве с казачьим отрядом. Но жила легенда, что раненый Петёфи оказался в плену, что его поселили в Сибири. Военнопленный Первой Мировой, венгр Ференц Швигель нашёл в Забайкалье могильный крест с надписью «Александр Степанович Петрович, венгерский майор и поэт, умер в Иллсунске – Азия – в 1856 году, май месяц». Петрович – это настоящая фамилия Петёфи, его отец был славянином, словаком. А Петёфи – это перевод поэтом полученной от отца фамилии на венгерский язык, и означает, как и оригинал, «сын Петра». С тех пор могилу Петёфи искали в Бурятии, на берегу Байкала, в городе Баргузине. В Баргузин приезжали венгерские учёные, писатели, кинематографисты. На старом кладбище нашли останки, которые путешествовали по всему миру, от экспертизе к экспертизе, с противоречивыми результатами. Русские и венгерские эксперты за десять лет не дали твёрдого ответа: им требовались дополнительные документы. А вот американцы доложили бургомистру Будапешта: «Да, можно предполагать, что это Петёфи». Окончательного ответа нет до сих пор.

Пожалуй, никто из русских поэтов так не любил и не понимал Венгрию, как Леонид Николаевич Мартынов (1905–1980). Он увлечённо переводил Петёфи, изучал историю Венгрии, и находил немало общего в судьбах России и Венгрии. Надеюсь, что Венгрия помнит, как объяснялся к ней в любви русский поэт в 1967-м году. Между прочим, в этом стихотворении внимательный читатель найдёт многих героев нашего повествования:

О, Венгрия,

Не из преданий старых

Я черпаю познанья о мадьярах,

А люди вкруг меня толпятся, люди…

И наяву – не где-нибудь, а в Буде —

Я с Юлиушем встретился скитальцем,

И через Русь указывал он пальцем

На грань, которая обозначала

Монгольского нашествия начало.

И точно так же в Пеште с пьедестала,

Как будто не из ржавого металла,

А въявь пророкотал мне Анонимус

Про ход времен, его необратимость.

И Вамбери я забывать не стану:

Знакомец мой ещё по Туркестану,

Старательно искал он на Востоке

В конечном счёте общие истоки

Потока, что в разливе евразийском

Слил Секешфехервар с Ханты-Мансийском,

Жар виноградный с пышностью собольей.

Вот что о всех них думаю я вместе,

И это всё прикиньте вы и