– Аня… – сказал он, – мне очень неприятно это говорить, но ваш отец… он, в процессе подготовки этого постановления, обещал… некоторое вознаграждение. И вот те люди, которых я просил помочь, они помогли, а ничего не получили. И они… очень недовольны.

– И сколько мой отец им обещал?

– Пять миллионов долларов, – твердо сказал Зваркович.

Аня откинулась на спинку стула и с любопытством поглядела на чиновника.

– Вы хотите сказать, что, чтобы искоренить коррупцию в аэропортах, мой отец обещал взятку в пять миллионов долларов?

Зворкович помолчал.

– Я хочу сказать, – проговорил он наконец, – что вы, Анна Семеновна, должны отдать эти деньги. Иначе наверху будут очень, очень недовольны вашей компанией.

– А если я отдам деньги, кто станет во главе холдинга? – спросила Аня.

– Тот, кого вы сочтете нужным. Поверьте, Анна Семеновна, вы ведь еще юная девушка… и очутились в середине, можно сказать, тектонической катастрофы. Землетрясения. Вокруг вас… страшные люди, бандиты даже. Вам нужна помощь государственных людей. Тех, кто не преследует личные интересы. Кто готов вам помочь.

Аня встала.

– Если вы планируете поставить своего человека во главе холдинга вместо моего отца, значит ли это, что вы тоже были заинтересованы в его устранении? – спросила она главу авиакомитета.

Зваркович ошеломился.

– Но, Анна Семеновна…

Аня хлопнула дверью из кабинета так, что секретарша, красившая в приемной ногти, сбилась с ритма.

* * *

Михаил Зваркович из Федерального авиационного комитета был прелюбопытнейшей фигурой.

Пятнадцать лет назад он был военным летчиком и Героем Советского Союза. Летал Зваркович в Сирии, где нажил маленькое состояние, торгуя чеками и анашой, и сделал карьеру, донося на товарищей.

Семь лет назад он ушел в отставку и в бизнес: бизнес шел ни шатко ни валко, когда в один прекрасный день Зваркович оказался на одном дне рождения с пожилым очкастым интеллигентом, который представился как «Коля». Зваркович и Коля выпили бутылку водки, и Зваркович рассказал Коле про Сирию, про генеральские звездочки и про то, как он летел вниз километрового ущелья и пролетел, цепляясь за кусты, всего сто метров, – и отлежался, поломанный, на приступочке.

На следующий день Зварковича вызвали к Коле, который оказался первым замом компании «Аэрофлот».

– Хочешь быть главой Авиакомитета? – сказал Коля.

Зваркович обалдел. Коля взял его за руку и потащил в Кремль. Через шесть часов Зварковича назначили главой Федерального авиационного комитета.

На следующий день Зварковича вызвали к гендиректору компании «Аэрофлот», который был зятем президента и был очень недоволен, что компанией за него управляют другие люди.

– Ты учти, – сказал зять президента, – что тебя назначили только потому, что я промолчал.

Зваркович выключил телефон и больше никогда не брал трубку, когда звонил Коля.

Через месяц Зварковича с треском сняли, но так как новому начальнику было жалко Зварковича, он не уволил его совсем, а назначил руководить в структуре комитета безопасностью полетов.

Безопасность полетов Михаил Зваркович понимал своебразно. Он тут же увеличил втрое штат инспекторов по безопасности и велел каждому инспектору привозить из полета не меньше пяти тысяч баксов. В результате один из самолетов с инспектором в кабине грохнулся от перегруза.

На следующий день после авиакатастрофы Михаила Зварковича вызвали на Лубянку в департамент экономической безопасности. Зваркович решил, что его или посадят, или уволят. В кабинете, где проходил разговор, присутствовали двое – генерал Кутятин, курирующий авиацию, и непосредственный начальник Кутятина.

– Мы тут почитали ваше досье, – сказал чекист, – и поняли, что вы наш человек. Как вы смотрите, чтобы опять возглавить Авиакомитет? А то там мутный какой-то человек наверху. Подберете бизнесменов, начнете работу…

– Подберу, – согласился Зваркович.

И был назначен. Спустя два месяца после этого назначения бизнесмен Семен Собинов принес Зварковичу прелюбопытнейший проект о слиянии всех государственных аэропортов в один федеральный авиационный узел, с параллельным возвращением в лоно оного тех аэропортов, что были неправильно приватизированы.

* * *

В то самое время, когда Аня Собинова беседовала с главой авиакомитета, в Московском арбитражном суде начался суд по делу о банкротстве компании «Авиарусь».

Накануне слушаний Дима Мережко и еще парочка сотрудников «Авиаруси» подробнейшим образом обговорили ситуацию с судьей Климовой. Дима Мережко объяснил судье, что суд должен отказать фирме «Росско» в иске по той простой причине, что бывший глава «Росско», Алексей Защека, одновременно являлся членом совета директоров «Авиаруси». Стало быть, когда «Росско» и «Авиарусь» заключали между собой договора, это была сделка с заинтересованностью.

А сделка с заинтересованностью должна быть одобрена советом директоров. Но данная сделка не была одобрена советом директоров и, стало быть, является недействительной.

Судья Климова согласилась с этим полностью справедливым утверждением и попросила за свое согласие сто тысяч долларов. Дима Мережко указал ей, что предлагаемое им решение полностью соответствует арбитражно-процессуальному кодексу, гражданскому праву и здравому смыслу, на что судья резонно возразила, что поэтому и сто тысяч – а иначе цена была б втрое выше.

Тогда Дима Мережко спросил, какой именно гарантийный механизм обеспечит принятие правильного решения в случае предоплаты оного, и судья Климова предложила ему давно испытанный и зарекомендовавший себя с самой хорошей стороны механизм.

После этого Дима Мережко вместе с сожителем судьи Климовой, мелким бойцом люберецкой преступной группировки по кличке Швепс, отправился в небольшой банк, контролировавшийся вышеназванной группировкой, и положил там в ячейку хранилища сто тысяч долларов. Согласно договору, составленному тут же в кабинете вице-президента банка, деньги должны были храниться в ячейке две недели, и гражданин по кличке Швепс имел право забрать их по предъявлении решения суда, отказывавшего компании «Росско» в удовлетворении иска.

Засим, с чувством исполненного гражданского долга, Дима Мережко и гражданин по кличке Швепс отправились в кабак и упились там до положения риз.

Итак, слушания по делу начались в одиннадцать ноль-ноль, и все участники процесса заняли свое место в небольшом и холодном по случаю ненастного ноября зале.

Дима Мережко помахал ручкой своему недавнему коллеге Алексею Защеке и хотел отпустить по его поводу какую-то колкость, когда в зал вошла судья. Слова замерли у Мережко на губах.

Судья была не Климова.

За полчаса до заседания председатель суда расписал дело другому судье, в нарушение всех мыслимых и немыслимых процессуальных норм.