– Ты меня любишь? – прямо спросила Лара.

– Это ничего не решает. Любовь – это не слова, это поступки. А поступка не будет.

– Но почему?

– Потому.

– Это не объяснение.

– Другого не будет.

– Значит, все?

Стасик молчал.

Лара повернулась и пошла. Стасику показалось, что это душа уходит от его тела. Удаляется. И сейчас исчезнет.

– Лара! – позвал он.

Она продолжала идти.

Он побежал следом, догнал, схватил за руку.

Она плакала молча.

– Лара, послушай…

– Ты все сказал, я все поняла. Я больше не буду стоять возле телефона и ждать звонка.

– Лара, ты должна меня понять. Я все время боюсь твою маму. Мне кажется, она позвонит и скажет: «Вы мерзавец. Я не позволю вам пользоваться моей дочерью, как дворовой девкой».

– Что за ерунда. При чем тут мама?

– Но ведь она знает о моем существовании…

– Ты дрожишь, – заметила Лара. – Ты замерз?

– Я давно замерз.

– Хочешь, зайдем ко мне. У меня сегодня жареная картошка с грибами. Простимся по-человечески.

– Я не пойду.

– Да не бойся. Просто так посидим.

Остановили такси. Доехали очень быстро.

Лара промыла соленые грибы в проточной воде, а потом поджарила их с лучком и картошкой. Кухня наполнилась восхитительными запахами. Стасик ел прямо со сковороды. Он ел вдохновенно, как если бы слушал хорошую музыку.

Лара смотрела на него, подперев по-бабьи щеку ладошкой. Стасику хотелось ее прижать, согреть. Стасик потянулся к ней руками, лицом, всем своим существом.

– Не надо, – грустно сказала Лара.

– Спать не будем, просто так полежим, – пообещал Стасик.

Они легли и какое-то время лежали просто так. У обоих было чувство, что после кораблекрушения их вынесло на берег. Под телом твердь. В легкие втекает свежий воздух, впереди жизнь, много-много дней, и какие бы они ни были – это все равно жизнь.

– Стах, – проговорила Лара.

– Так меня никто не звал… Красиво.

– Лучше, чем Стасик-тазик.

– Лучше.

Надо было вставать и идти домой, но не было ни сил, ни желания. И он остался на всю ночь. Успел подумать, что не позвонил Лиде и ничего не наврал. Но не хотелось звонить и врать. Не хотелось засорять пространство ложью. Хотелось дышать Ларой, правдой и любовью. И никаких примесей.

– Знаешь, какая у меня фамилия?

– Костин, – сказала Лара.

– Борщ.

– Что борщ? – не поняла Лара.

– Фамилия. Я пришел в редакцию, а редакторша говорит: «Вам надо взять псевдоним». Я удивился: какой еще псевдоним? А она: «У вас есть дети?» – «Сын. Костик». – «Вот и хорошо. Будете Костин. Станислав Костин. Борщ – это не серьезно». Я так и напечатался. А потом привык.

– Тебе идет, – сказала Лара. – Костин лучше, чем Борщ. Ты же не украинское блюдо.

Стасик не ответил. Желание захлестывало их, как волной. Противостоять было невозможно, да и бессмысленно.

Волной любви их снова смыло в океан, и главное счастье состояло в том, что никуда не надо торопиться. Так было, так есть, так будет. Как вселенная.

Две недели Лара выжидала. Надеялась, что Стасик передумает и вернется к ней в любом качестве. Не отрекаются, любя, как поется в песне. Но, оказывается, отрекаются, и еще как.

Стасик снова пропал. Лара не могла понять: как можно испытывать и демонстрировать такую страсть, а потом исчезнуть с концами. Был и нет. Как корова языком слизала.

Лара больше не стала его искать. Терпела. Решила начать новую жизнь и даже пошла в парикмахерскую, покрасила волосы на тон светлее.

Она сидела в парикмахерском кресле перед большим зеркалом, когда вдруг почувствовала дурноту и увидела в зеркале свое лицо – белое как стена. Заключительный аккорд любви – беременность. Как обычно. Но для Лары это было необычно. Первая беременность. И она решила ее сохранить, оставить ребенка. Бог послал – надо брать и благодарить. Спасибо тебе, Господи. Спасибо тебе, Стах…

Мама Лары, Ольга Степановна, узнав новость, спросила:

– А кто отец?

– Первый встречный, – сказала Лара.

– Артист?

– Вроде того.

– А где ты его зачала, в кулисах?

– Какая тебе разница? – спросил отец Лары. – Это твой внук, и остальное не имеет значения.

– Что значит – какая разница?

Брови Ольги Степановны зловеще выгнулись. Надвигался ураган «Оскар». В Америке всем ураганам дают имена.

– Даже если бы Лару изнасиловал солдат-чукча, мы сказали бы ему спасибо.

– Мы открутили бы ему яйца, – поправила Ольга Степановна.

Лара поняла: она правильно сделала, что скрыла Стасика. Мать взбила бы бешеный коктейль: явилась к Стасику домой, устроила бы допрос с пристрастием, написала бы обличительную бумагу в Союз кинематографистов – такая была практика в ее времена.

– Но он хоть знает? – добивалась Ольга Степановна.

Ей было обидно за дочь. И за себя. Столько сил и надежд было в нее вложено. И что получилось? Неудавшаяся актриса, мать-одиночка без материальной поддержки. Слезы.

– Он хоть знает? – спросила Ольга Степановна.

– Узнает, – неопределенно пообещала Лара.

Разговор происходил по телефону. Станислав Костин окаменел, услышав новость. Потом твердо сказал:

– Нет, нет и еще раз нет.

Недопустимо, когда твой ребенок, твоя кровь, где-то бегает сам по себе. Безотцовщина. У него уже есть сын, в Америке. А у сына – сын и дочка. Двое внуков. Бессмертие обеспечено. Жизнь не прошла мимо. Его душа продолжала жить в книгах, его плоть продолжалась во внуках.

Прошли положенные девять месяцев.

Ребенок вызрел в утробе и родился благополучно. Стасик узнал, где рожает Лара и когда она выписывается.

Он пришел к роддому. Стоял в стороне и смотрел на дверь.

Лару встречала маленькая толпа – актеры, родители. Стасик их стеснялся и побаивался. Держался подальше, ждал, что кто-то подойдет и что-то скажет. И будет прав.

Отворилась дверь. Вышла крупная тетка в халате. Нянечка. За ее плечом маячило счастливое личико Лары.

Стасик приблизился. Нянечка вручила ему драгоценный сверток.

– Да, да и еще раз да, – отчеканила Лара. Запомнила.

Никто ничего не понял, кроме Стасика.