Доехав до кольца, метрах в трехстах от офиса, повернул обратно. На лобовое стекло вновь падали пока еще редкие капли дождя, а Стрекоза осталась там одна посреди улицы, без зонта и без сумки. Последняя лежала на пассажирском сидении и где-то внутри звенела трель мобильного телефона.

Подъезжая к парковке бизнес-центра, заметил, что мелкая зараза стояла на том же самом месте, не сдвинувшись ни на миллиметр. Она воинственно сложила на груди руки и ритмично притопывала носком кроссовка, слегка отставив ногу в сторону, не обращая ни малейшего внимания на усиливающиеся дождевые капли. В этот момент она, как ни странно, была очень похожа на мою бабушку. Ульяна Андреевна часто использовала подобную позу, чтобы дать понять — разборок не избежать. Очередной болезненный укол совести добавил к ансамблю негативных эмоций всеобъемлющий стыд.

Как мог забыть?

Что со мной происходит?

Я ли это?

— Садись в машину, Феврония, — как можно дружелюбнее сказал я, выбираясь наружу, но откровенно говоря, сфальшивил. Бровь мелкой чертовки скептически поползла вверх.

— Психовать будешь? — поинтересовалась она как бы между прочим.

— Нет, — заверил ее.

— Почему?

Я даже растерялся от такого вопроса. Не понял суть претензии — Стрекоза не довольна тем, что я буду на нее орать, или тем, что не буду?

— Стас, — продолжила она, видя мое замешательство, — Ты все делаешь не правильно! Не надо молчать! Не надо благородно жертвовать своими нервными клетками! Я виновата! Я признаю! Из-за меня пострадала твоя машина. Ты пострадал! Не надо держать в себе негатив! Ты имеешь полное право злиться! И кричать!

— Может, мне тебя еще и ударить?

— Ох, Калинин, ты даже лысую башку не ударил вчера, что уж говорить обо мне, — как будто с сожалением сказала Стрекоза. — Мы живем вместе, считай, три дня, и за это время мне не посчастливилось увидеть от тебя ни одной живой эмоции! Ты словно киборг! Или даже ходячий труп! Вечно невозмутим, как скала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍От каждого ее слова во мне поднималась волна протеста. Уж когда-когда, а за последние три дня я только и делал, что испытывал эмоции, с трудом их сдерживая. Они и теперь рвались наружу, словно кипящая лава из жерла вулкана, и чтобы предотвратить фатальное извержение необходимо срочно успокоиться, а для этого как минимум надо заставить умолкнуть один дерзкий рот.

От способа, пришедшего на ум, прострелило пах.

Да что ж это за наказание!

— Ты должен меня наругать, Стас! — не унималась Стрекоза, — Покричи хорошенько, я не обижусь! Это не сложно, поверь! Главное — начать!

— Я не хочу кричать, Феврония.

— Тебе так только кажется!

— Я устал. Поехали домой.

— Дома ты тем более не будешь кричать.

— Я и сейчас не буду.

— Что ж, посмотрим, — загадочно улыбнулась Стрекоза и наклонилась к асфальту.

Наверное, шнурок развязался, подумал я, но тут же заметил, как из тонких ее ручек в меня коварно летит комок грязи. Увернуться не было ни единого шанса, влажное пятно коричневыми разводами уже впитывалось в хлопок светлой рубашки.

От неожиданности, недоумения и сомнения в реальности происходящего я оторопел. Она действительно это сделала? Бросила в меня грязью? И этой дурехе двадцать лет?

Оторвав ошеломленный взгляд от пятна, перевел его на Стрекозу. Та победно улыбалась, лукаво сощурив свои темные глаза. Затем рука ее вновь взметнулась вверх, и в меня полетел новый грязевой снаряд.

— Ах, ты… — не договорил я и бросился за обидчицей.

Феврония громко и весело взвизгнув, тотчас же метнулась прочь. Она пряталась за автомобилем, за кустами и деревьями, хватала с клумбы свежие влажные комья, ничуть не страшась испортить собственный маникюр, и исподтишка бросала в меня ими.

— Ты! Ты невыносима! Ведешь себя, как маленький ребенок! У меня проблем выше крыши! Дело жизни псу под хвост летит! И вместо того, чтобы исправлять ситуацию, я тут с тобой в снежки из грязи играю!

— Стасик, нужно уметь переключаться! — ничуть не проникнувшись моим криком, посмеивалась Стрекоза из-за широких кустов, следя за каждым движением, — И нужно давать волю эмоциям! Тебе это любой психолог скажет! Еще и денег попросит! А я с тобой делюсь информацией совершенно бесплатно, — и бросила новую порцию грязи.

— Все, Стрекоза, садись в машину!

— А ты заставь!

— Вот поймаю, в рот грязи напихаю, чтобы потом сто раз подумала, прежде чем делиться информацией! — пригрозил я, чувствуя, как окончательно сдают нервы.

— А ты поймай сначала! — откровенно захохотала чертовка.

Даже не знаю, в какой момент я закипел и, в конце концов, взорвался. Наверное, когда ошметки земли попали за шиворот и в бороду.

Первые минуты я ругался, кричал, бесился, бегал по кустам за несносной заразой, ловя себя на мысли, что не очень-то стараюсь все это прекратить. Слова сами собой рвались изнутри потоком смеси злости и нытья. И напряжение постепенно отпускало, уступая место азарту и в каком-то роде охотничьему инстинкту. В конце концов, я и сам зачерпнул ладонью мягкую, приятную на ощупь, влажную, податливую землю с размокшей от дождя цветочной клумбы и принялся бросаться ею в ответ.

Рони звонко визжала, бегая от дерева к дереву, прячась за стволами и кустами, ловко уворачиваясь от летящих в нее комков. Я бегал за ней, делая вид, что не могу поймать, понимая, что мне даже начала нравиться эта игра. Однако, в один прекрасный момент, Стрекоза зазевалась. Просчитав наперед все ее шаги, я все же поймал девчонку за запястье.

Оглушив меня звонким вскриком, Рони поскользнулась на мокрой земле и мгновенно оказалась в горизонтальном положении, хорошенько прокатившись по грязи.

Удержаться от смеха было совершенно невозможно. Буквально согнувшись пополам от хохота, я пытался поучительно донести до Стрекозы поговорку на тему того, что не стоит рыть другому яму. Девчонка обманчиво смеялась вместе со мной, а потом вдруг дернула за щиколотку. От неожиданной подлости я моментально оказался в той же грязной луже.

Постепенно прекращая смеяться, смотрел на перепачканное милое личико, довольно вглядывающееся в меня ответным взором, и чувствовал лишь одно единственное непреодолимое желание.