Мать была радешенька, и королева увезла ее дочку с собою. Поприезде в замок королева повела девушку вверх и показала ей три комнаты, снизудоверху полнешеньких чудеснейшего льна. "Вот перепряди мне весь этот лен,- сказала королева, - и когда перепрядешь, я тебя отдам замуж за моего старшегосына; не посмотрю я и на то, что ты бедна - твое неутомимое старание замениттебе приданое".

Бедная девушка перепугалась: она не могла и подуматьперепрясть такую силу льна, хотя бы она над ним и триста лет просидела, иработала бы с утра и до вечера не покладая рук.

Оставшись одна, она стала плакать и так три дня просидела,пальцем не шевельнувши.

На третий день пришла королева и очень удивилась, увидевши,что еще ничего не напрядено; но девица извинялась тем, что она все оченьскучала по дому матери своей и потому не начала еще работать. Королева ее выслушала,но уходя от нее, сказала: "С завтрашнего дня ты должна начатьработать".

   Когда девица опять осталась одна, то уж решительно незнала, что ей делать, и в горе подошла к окошку.

Вдруг видит, входят во двор три бабы: у одной ногаширокая-преширокая и приплюснутая, у другой нижняя губа такая большая, что наподбородок отвисла, а у третьей большой палец на руке огромный!

Они остановились перед окном, взглянули вверх и спросилидевушку, о чем она горюет? Она стала жаловаться им на свою беду, и тогда тепредложили ей свою помощь и сказали: "Если ты нас к себе на свадьбупригласишь, нас не постыдишься и назовешь своими тетушками да за стол с гостямипосадишь, то мы тебе твой лен напрядем и притом в самое короткое время". -"От души буду вам рада, - отвечала девица, - входите же скорей и сейчаспринимайтесь за работу".

Тогда впустила она этих трех диковинных баб к себе и впервой комнате со льном устроила им выемку, в которой они уселись и принялисьпрясть. Одна тянула нитку из кудели и вертела колесо, другая смачивала нить,третья скручивала нитку и постукивала пальцем о стол, и как ни стукнет, так ипадает наземь известное количество пряжи, и притом самой тонкой.

От королевы она укрывала своих трех прях, и когда таприходила, указывала ей только на груду пряжи, так что та не знала, как ирасхвалить ее. Когда первая комната опустела, принялись за вторую, а там и затретью - и ту скорехонько опростали.

Затем три бабы-пряхи распрощались с девицей и сказали ей:"Не забудь только обещанного нам - в том твое счастье".

Когда девица показала королеве пустые комнаты и громаднуюкучу пряжи, та стала готовить свадьбу, и жених заранее радовался, что жена унего будет такая искусная и старательная, и нахвалиться ею не мог. "У меняесть три тетки, - сказала девица королеве, - и я от них много добра видела, такя и не могу забыть о них в счастье; а потому позвольте их пригласить на свадьбуи посадить с нами за один стол". Королева и жених сказали: "Почему бынам это не дозволить?"

Когда торжество началось, три тетки вошли в залу, оченьстранно одетые, и невеста, обращаясь к ним, сказала: "Милости просим,милые тетушки!" - "Ах, - сказал жених, - как это ты можешь дружить стакими уродами?"

   Затем он подошел к одной из трех прях, с широкой ступней,и спросил: "Отчего это у вас ступня такая широкая?" - "Отнажима, - отвечала она, - от нажима".

Тогда жених подошел к другой пряхе и спросил: "Отчего увас губа такая отвислая?" - "От смачивания, - сказала она, - отсмачивания".

Тут обратился он к третьей: "Отчего у вас такой большущийпалец?" - "От скручивания нитки, - сказала она, - от скручиваниянитки".

Королевич испугался и сказал себе: "Ну, уж моя-токрасавица-жена и не притронется к колесу самопрялки".

Так и избавилась она от необходимости прясть эту несноснуюльняную пряжу!

В большом лесу на опушке жил бедный дровосек со своею женоюи двумя детьми: мальчишку-то звали Гензель, а девчоночку - Гретель.

У бедняка было в семье и скудно и голодно; а с той поры, какнаступила большая дороговизна, у него и насущного хлеба иногда не бывало.

И вот однажды вечером лежал он в постели, раздумывая иворочаясь с боку на бок от забот, и сказал своей жене со вздохом: "Незнаю, право, как нам и быть! Как будем мы детей питать, когда и самим-то естьнечего!" - "А знаешь ли что, муженек, - отвечала жена, - завтраранешенько выведем детей в самую чащу леса; там разведем им огонек и каждомудадим еще по кусочку хлеба в запас, а затем уйдем на работу и оставим их тамодних. Они оттуда не найдут дороги домой, и мы от них избавимся". -"Нет, женушка, - сказал муж, - этого я не сделаю. Невмоготу мне своихдеток в лесу одних оставлять - еще, пожалуй, придут дикие звери да ирастерзают". - "Ох ты, дурак, дурак! - отвечала она. - Так разве желучше будет, как мы все четверо станем дохнуть с голода, и ты знай строгайдоски для гробов".

И до тех пор его пилила, что он наконец согласился. "Авсе же жалко мне бедных деток", - говорил он, даже и согласившись с женою.

А детки-то с голоду тоже заснуть не могли и слышали все, чтомачеха говорила их отцу. Гретель плакала горькими слезами и говорила Гензелю:"Пропали наши головы!" - "Полно, Гретель, - сказал Гензель, - непечалься! Я какнибудь ухитрюсь помочь беде".

И когда отец с мачехой уснули, он поднялся с постели, наделсвое платьишко, отворил дверку, да и выскользнул из дома.

Месяц светил ярко, и белые голыши, которых много валялосьперед домом, блестели, словно монетки. Гензель наклонился и столько набрал их вкарман своего платья, сколько влезть могло.

Потом вернулся домой и сказал сестре: "Успокойся и уснис Богом: он нас не оставит". И улегся в свою постельку.

Чуть только стало светать, еще и солнце не всходило - пришлак детям мачеха и стала их будить: "Ну, ну, подымайтесь, лентяи, пойдем влес за дровами".

Затем она дала каждому по кусочку хлеба на обед и сказала:"Вот вам хлеб на обед, только смотрите, прежде обеда его не съешьте, ведьуж больше-то вы ничего не получите".

Гретель взяла хлеб к себе под фартук, потому что у Гензелякарман был полнехонек камней. И вот они все вместе направились в лес.

Пройдя немного, Гензель приостановился и оглянулся на дом, ипотом еще и еще раз.

Отец спросил его: "Гензель, что ты там зеваешь иотстаешь? Изволь-ка прибавить шагу". - "Ах, батюшка, - сказалГензель, - я все посматриваю на свою белую кошечку: сидит она там на крыше,словно со мною прощается".

   Мачеха сказала: "Дурень! Да это вовсе и не кошечкатвоя, а белая труба блестит на солнце". А Гензель и не думал смотреть накошечку, он все только потихонечку выбрасывал на дорогу из своего кармана покамешку.