– К Марине вы не пошли? – уточнил следователь.

– Нет, зачем? Я не хотел ее тревожить лишний раз.

– Во сколько вы проснулись?

– В восьмом часу. Привел себя в порядок и спустился вниз.

– В гостиной кто-то уже был?

– Да, там были отец и сын Замятины. Чуть позже спустилась Марина. Лена запаздывала. Но никто не думал о плохом. Лев Наумович еще пошутил, – мол, невестка досталась соня. Потом ждать надоело, и Марину как единственную женщину попросили поторопить Лену. Марина неохотно, но согласилась.

– Почему неохотно?

– Ну, после всей этой истории ее не тянуло на общение с подругой.

– А Елену Константиновну тянуло, насколько я понял?

– Да, Ленке все как с гуся вода! – воскликнул Фролов. Тотчас опомнился, и запнулся, – извините, все никак не могу осознать…

– Что осознать?

– Что Ленки нет.

– Марина Ивановна долго отсутствовала? – спросил Наполеонов.

– Минут пять-шесть. Вбежала в гостиную и стала кричать: «Кошмар! Кошмар!».

Мы даже сначала ничего не поняли. А потом Марина сказала, что Ленка не просыпается. Мы побежали наверх. Владимир ворвался первый и стал ее тормошить.

Все мешали друг другу, что-то кричали. Потом Лев Наумович велел замолчать, а сам взял зеркало и поднес к Ленкиному лицу. Появились слабые признаки дыхания.

– В смысле?

– Зеркало затуманилось. Мы поняли, что она жива. Лев Наумович вызвал «скорую», но она приехала слишком поздно. Вызвали вас. Вот и все…

– А Марина Ивановна?

– Марине стало плохо. Врачи дали ей лекарство, вкололи пару уколов и уехали. Пока вы беседовали с Львом Наумовичем, она уснула.

– Значит, сейчас поговорить с ней я не смогу?..

– Не сможете!

Шура поразился злорадству, прозвучавшему в голосе Фролова.

– Ничего, сказал он, – придется Марине Ивановне завтра подъехать к нам.

– Но она больна! – возмутился Фролов.

– Думаю, что до завтра ей станет лучше.

– Завтра, к вашему сведению, уже наступило! – не удержался Сергей.

– Сергей Иванович, я имел в виду не сегодня, которое вы почему-то сочли наступившим «завтра», а именно завтрашний день. Сегодня понедельник. Завтра – вторник.

– Послезавтра – среда, – съязвил Фролов.

– Совершенно верно, – спокойно согласился следователь, – надеюсь, мы не будем перебирать все дни недели?

Фролову, вероятно, стало стыдно за проявленную несдержанность, и он понуро опустил голову.

Наполеонов вышел из библиотеки, оставив собеседника в полной растерянности.

С Владимиром Замятиным он решил сегодня больше не разговаривать.

– Пусть придет в себя, – подумал Наполеонов.

Капитан решил, что самое время возвращаться в отделение. Он собрал группу и вместе со всеми спустился вниз. Аветик Григорян сидел в холле.

– Никто не входил и не выходил, – отрапортовал он, увидев Наполеонова.

– Знаю, – вздохнул Шура.

– Господин следователь! – раздалось сверху. – Минуточку! – по лестнице быстро спускался Замятин-младший.

Шура обернулся.

– Господин следователь! Когда я смогу забрать Леночку? – спросил Владимир Львович, ведь мы, то есть я должен о ней позаботиться.

Назвать свою возлюбленную трупом у Замятина не было сил.

– После вскрытия, – ответил Наполеонов, – если не обнаружиться ничего нового.

– Что вы хотите этим сказать? – удивился Замятин.

– Только то, что сказал. К тому же, мы должны известить родителей Маревой о смерти дочери. Именно они и смогут забрать ее из морга.

– Но я же ее жених! Мы обручились! – настаивал Владимир Львович.

– Увы, – вздохнул Шурочка, – вы не являетесь супругом покойной. Следовательно, ее ближайшие родственники – родители. С ними и решайте этот вопрос.

– Хорошо, – кивнул Замятин, – и… я сам им сообщу. Пожалуйста.

Наполеонов кивнул и в тот самый миг, когда Замятин, уже собравшийся уходить, поставил ногу на первую ступеньку лестницы, спросил:

– Кстати, Владимир Львович, почему на вашей помолвке не было родителей Елены Константиновны?

– Лена хотела сделать им сюрприз.

– Странно, – задумался Наполеонов.

– Может быть, – согласился Замятин, – но Лена последнее время жила одна и редко виделась с родными.

Помолчав, он добавил, – сейчас многие так поступают.

– Да, похоже на то, – обронил Шура, – родственные связи все меньше и меньше значат для современного человека. Лично меня это печалит.

– Меня тоже, – отозвался Замятин-младший и, ссутулившись, тяжело точно старик, стал подниматься по лестнице.

Выйдя из дома Замятиных, оперативники с наслаждением вдохнули свежий морозный воздух.

– Ну что, хлопцы, по коням? – сладко зевнул эксперт-криминалист Незовибатько.

– Да, – отозвался судмедэксперт Руслан Каримович Шахназаров, – сейчас хорошо бы домой, поспать часов пять…

– Размечтались, – буркнул Наполеонов, – а кто убийство будет раскрывать?!

– Не торопись, Шура, вперед батьки в пекло, усмехнулся Афанасий Гаврилович.

– Мы Незовибатьку, – блеснул юмором Легкоступов, – завсегда вперед пропустим.

– Сколько раз, Валера, говорить тебе, что моя фамилия не склоняется, – недовольно выговорил Афанасий Гаврилович.

– Столько же, сколько я вам говорю, что я не Валера, а Валерьян, – не остался в долгу фотограф.

– Ну и намело снегу, – недовольно бухтел Наполеонов, – не пройти, не проехать.

– Ребята! Смотрите! – послышался голос Аветика Григоряна.

– Что? Где?

– В небе! Заря! – рассмеялся Аветик, – красота-то какая!

– Молодой еще, – вздохнул Незовибатько.

А заря и впрямь была великолепной! Серый край неба на востоке неожиданно поголубел. Пробежали по нему зеленые прожилки. И вспыхнуло все ярко-алым цветом. Брызги розовых отсветов упали на снег, и он на несколько минут из белого и голубого стал волнующе розовым, как крылья фламинго, принесенные в холодное российское утро ветрами грез из теплого и далекого края синих морей и сверкающих звезд.

Со стороны, наверное, было странно видеть, как усталые оперативники стояли среди снегов и смотрели в небо.

– Точно цветочек аленький распустился, – прозвучал бас Незовибатько.

Жаль, очарование длилось недолго. Полицейские забрались в свой «уазик» и, сражаясь с заносами на дорогах, отправились в отделение.