— Их могу опросить я, — вызвался Питерский. — Они отзываются шаману, но не подчиняются ему, а потому никто не сможет упрекнуть нас в давлении на свидетелей.

— Это правда? — отчего-то шепотом уточнил жандарм. — Неужто и впрямь у нас теперь есть отделение шаманов?

— Жизнь не стоит на месте! — я развел руки в стороны. — И смерть тоже. Если мертвые могут помочь в наведении порядка, то почему бы этим не воспользоваться?

— Да, конечно, — закивал мужчина, но не торопился направляться к призракам.

— Ступайте, никто вам не причинит вреда, — я многозначительно посмотрел на Федьку-буяна, который усердно делал вид, что здесь он самый безобидный.

— А что со мной? — напомнил о себе Некрасов.

Я сурово осмотрел его, изображая глубокое раздумье. А потом предположил:

— Возможно, вас вызовут в отдел для дачи показаний. И я вам настоятельно рекомендую не пытаться спрятаться или передумать рассказать обо всем, что нужно для следствия. Поверьте, духи доложат мне обо всем, куда бы вы не направились. И еще: не вздумайте вызывать бригаду, которая развоплотит призраков на мануфактуре. Они уже выявлены и будут свидетельствовать обо всех преступлениях под протокол.

— Искупитель с вами… — мужчина нервно осенил себя священным знаком. — И в мыслях не было!

Потом испуганно замер на середине ритуального жеста и выжидательно уставился на меня. Видимо, он опасался, моей реакции на его движение. Я демонстративно повторил жест, применив его к себе.

— Искупитель со всеми нами, — уверенно заявил я.

— Быть может, чаю, мастер Чехов? — заискивающе уточнил мужчина.

— Взятку предлагаете? — лениво поинтересовался я. Некрасов замахал руками:

— Нет-нет, что вы!

Он попятился и отошел ближе к ограде, где устало привалился к решетке.

Я же уселся на табуретку, которую мне предложил один из дружинников, и смотрел, как Фома опрашивает призраков, занося показания в протоколы. Тут же ко мне вразвалку подошел пенек и принялся о чем-то возмущенно стрекотать, указывая на приказчика.

— Не ценят тебя, — кивнул я и протянул ладонь, под которую тотем тотчас нырнул.

Тотем вел себя как кот, которому захотелось ласки. Странно было гладить деревянный бок урчащего пенька. Но то, как довольно щурились красные глаза, стоило подобных усилий.

Вскоре к нам подошел Федька и робко уточнил:

— Мастер некромант, можно?

Я пожал плечами, и призрак несмело тронул пенек. Тот настороженно наблюдал за буяном. Но вскоре прикрыл глаза и позволил чесать себе кору.

— Мне вас попросить хочется, ваше благородие, — чуть погодя произнес парень.

— И о чем же? — я притворился, что удивлен.

— Тут такое дело… Я не просто так Буяном зовусь, мастер. При жизни большим драчуном был, любил кулаки почесать. Мне еще в приюте матушка-настоятельница говорила, что доброго конца мне ждать не стоит. Так оно и вышло…

— И что же случилось? — поинтересовался я, глядя на довольный тотем, который подставлял под призрачные пальцы уже другой бок.

— Подрался, — пожал плечами парень. — Как и всегда. Я ж как спичка. Только где наклюнется драка — я уже тут как тут. И ничего мне не надо, окромя хорошей потасовки.

— И чего же ты от меня хочешь? Уйти, как я понял, ты пока не готов?

— Не готов, — кивнул парень и покосился на толпу призраков, которые обступили дознавателя и Фому. — И тут я тоже не к месту. Жрать этих я не хочу. Они вроде как свои.

— А ты можешь пожирать других призраков? — тихо осведомился я.

— Могу, мастер. И от этого становлюсь будто сильнее. После того как закончились все злобные твари, которые тут со времен смуты обитали, я совсем изголодался.

— Но своих есть ты не хочешь, — резюмировал я, дивясь выдержке Феди.

— Хотя они меня и недолюбливают, но все же не могу я… — парень сник и потер глаза, словно и впрямь мог заплакать от бессилия.

Пенек обеспокоенно уставился на него, а потом погладил корнем по плечу.

— Не хочу становиться чудовищем, мастер Чехов! Подмогните…

— Ты можешь стать моим помощником, — медленно проговорил я. — Будешь жить в моем месте силы. Там нет голода. Но обитают другие мои миньоны.

— И пенек этот? — поинтересовался парень.

— И он тоже, — кивнул я. — Или же можешь обитать при моем доме, а можешь служить… Питерскому.

— Шаману? — покосился на Фому парень и покачал головой. — Он добрый. И я начну наглеть. Я себя знаю, ваше благородие, я с начальством себя веду нагло.

— Со мной так не получится.

— Это и хорошо, — не стал спорить парень. — Да и голодать больше не хочу. Больно это, когда внутри все горит от голода.

— К какой вещи ты привязан? — уточнил я. — О чем чаще всего думаешь?

— У меня была такая богатая пряжка на ремне. Когда в тот последний день дрался, то она слетела,