а вернулся другой – преданный, униженный и преждевременно окольцованный. Хотелось вернуться назад в прошлое и проигнорировать письмо отца. Конечно, это бы не отменило чертову помолвку, тетя Агата или еще кто-то все равно добрались бы до несносного наследника. Но так хотя бы у него была бы отсрочка.

Он рухнул на диван, не раздеваясь, лишь снял жилет и бросил его на спинку стула, попавшегося ему на пути. Пусть будет таким же помятым, как и его хозяин! Не говоря ни слова, Харт оставил Роберта и тихо ушел на кухню. А через несколько минут вернулся с двумя чашками ароматного кофе. Он был без своего черного пиджака, а рукава белоснежной рубашки аккуратно и элегантно завернуты наверх – не то скомканное безобразие, которое устроил Берти своей рубашке в первую рабочую неделю.

– Вы должны научить меня этому, мистер Харт! – натянуто улыбнулся Роберт, принимая чашку. Нужно было как-то возвращать присутствие духа. – Спасибо Вам.

– Это просто растворимый кофе. Я не нашел у Вас зерен и турки, – сказал куратор, присаживаясь рядом.

– А я и не за кофе благодарю, Вы же поняли, – Берти сделал небольшой глоток, откинулся на спинку дивана и потер глаза.

– О чем бы Вы хотели поговорить, Роберт? – спросил Харт, и, как ни странно, он выглядел при этом вполне расслабленно, но сосредоточенно. Одновременно очень похоже с тем, как он требовал объяснений на работе, и при этом совершенно иначе.

– А о чем бы Вы хотели услышать? – Берти скосил взгляд на мужчину.

Черного пиджака на нем не было, так что образ недосягаемого небожителя померк, и мантра "Черный костюм, Берти!" больше не помогала. Поэтому Роберт почувствовал себя раскованнее. Если закрыть глаза, то можно даже представить, что он говорит с одним из своих друзей.

– Может рассказать о своем детстве. Или о том, почему у Вас сложные отношения с родителями. Или как Вам удалось столько времени скрывать свою сексуальную ориентацию, учитывая, что Вы весьма артистичная и энергичная натура, – предложил Харт и, в отличие от брезгливой тетушки Агаты, все же отпил кофе, хотя ясно, как Божий день, что такой напиток мог оскорбить его чувство прекрасного.

– Все три истории, о которых Вы спрашиваете, будут взаимосвязаны, – вздохнул Роберт, отставил наполовину пустую кружку на журнальный столик и, взяв подушку с дивана, обхватил ее руками, словно обнимал мягкую игрушку. Жаль, что его любимого большого плюшевого медведя Тедди отдали кузену Карлу, который его неблагополучно утопил в реке.

– Да, я так и предполагал.

– Ясно… Я не помню, что я уже мог рассказывать, а что Вы узнали из писем миссис Макгрегор. Поэтому просто расскажу все по порядку, – Роберт стал мять подушку в руках, то поглаживая, то щипая уголки. – В детстве я жил здесь, в Лондоне, с родителями. Я был сложным ребенком. Неусидчивым, бесталанным, ничем особо не увлекался, мог просто часами гулять. В школе я тоже был не самым успешным учеником. Точнее, совсем не успешным. Поэтому родня, которая возлагала на меня большие надежды с самого рождения, была весьма разочарована. А после того, как я провалился на поступлении в крутую частную школу, меня сбагрили с глаз долой в закрытую школу для мальчиков.

– Ваши родители согласились? И отец, и мать? – уточнил Харт и поставил пустую чашку рядом с чашкой Берти.

– Да. В принципе, где-то с двенадцати лет за мной стала присматривать тетя Агата, а с родителями я с тех пор виделся только на праздники, – Роберт поднял взгляд, рассматривая потрепанный временем потолочный плинтус. – Можно сказать, что мистер и миссис Макгрегор были моими опекунами. У них нет своих детей, а тетя – папина сестра – всегда была очень заинтересована в благополучии компании. Вот она и решила, что ее миссия в этой жизни – сделать из меня человека достойного для наследования фирмы. Я приезжал в дом Макгрегор из школы на выходные. Не каждую неделю, конечно, но так было немного лучше, чем вообще безвылазно торчать в нашей тюрьме, как мой друг Джек.

Роберт потянулся к чашке, сделал глоток, поморщился. Сладкий остывший кофе совсем не помог справиться с жаждой.

– Я лучше принесу Вам воды, – сказал Харт и, прихватив кружки, ушел на кухню.

Когда он вернулся, Роберт уже скинул туфли и сел диван, поджав одну ногу под себя. Он принял стакан и кивнул в знак благодарности.

– Мистер Харт, все знают, что порой меня бывает сложно заткнуть. Я честно стараюсь не ныть и не жаловаться, это не к лицу никакому молодому человеку. Но все же, если я злоупотребляю Вашей добротой, скажите мне. И я тут же замолчу.

– Если мне не изменяет память, то именно я предложил Вам выговориться, – мужчина сел обратно на диван. – Кроме того, я предпочитаю владеть информацией, чем строить догадки.

– Никогда бы не подумал, что Вы можете любить сплетни, – Берти попытался пошутить, но куратор воспринял его слова всерьез.

– Я не собираю сплетни, я собираю достоверную информацию. И полученными знаниями ни с кем не делюсь, а использую их с умом.

– Шантаж? – уже осторожнее спросил Роберт.

– Иногда полезно для защиты. Или в попытке добиться того, чего хочешь, – кивнул Харт. – Но чаще информация подходит для того, чтобы правильно взаимодействовать с человеком, избегать конфликтов.

– Простите, я не хотел Вас оскорбить своим идиотским комментарием. Бог обделил меня нормальным чувством юмора, – Берти постучал пальцем по лбу. – Вам очень не повезло с подчиненным. Врагу не пожелаешь! Надеюсь, что в скором времени, Вы сможете от меня избавиться.

– Кажется, мы уже как-то вели подобный разговор, – Харт моргнул и держал глаза закрытыми чуть дольше, чем нужно. Было похоже на то, как обычный человек пытается справиться с раздражением.

– Правда?

– Да, только Вы были пьяны и, вероятно, не запомнили, что я сказал Вам, что меня не напрягает быть Вашим куратором и обучать Вас.

– Ну, тогда Вы первый учитель в моей жизни, который не считает, что в моей голове одни опилки, – Роберт взял подушку двумя руками и потряс ее. – Даже мой учитель музыки был уверен, что черепушка у меня пустая. Но он говорил, что музыканту мозги и не нужны. Когда нет лишних мыслей, лучше получается прочувствовать мелодию. Правда, педагог по сольфеджио и музыкальной литературе был с ним не согласен.

Берти рассмеялся впервые за этот день. Он любил музыку и вспоминал с теплотой об уроках на фортепиано. Поэтому и мысли об этом подняли ему настроение.

– Значит, Вы играете? – Харт едва заметно кивнул и решил закрепить приятную тему разговора. – На чем?

– Если честно, то на всем