осознала, насколько близка к вожделенной цели. Вот он — исторический момент! Рубеж, когда старая система уже бьётся в агонии, а новая только начинает зарождаться. Да, перемены обойдутся немалой кровью, но даже через сотни лет осквернённые, впрочем, как и свободные, будут чтить и помнить её имя, потому что при её правлении Прибрежье станет могущественным и справедливым государством!

Беседа с магистром продлилась до самой ночи. Как оказалось, богатых семей, недовольных правлением Юстиниана, куда больше, чем Ровена предполагала. Войска под юрисдикцией короля были слабы и беспомощны перед опасными тварями и уруттанцами, регулярно разоряющими поселения и караваны. Полиция погрязла в коррупции, а налоги росли чуть ли не ежегодно. Максиану кое-как удавалось сдерживать алчность и Сената, и монарха, но сейчас, когда принцепсом стал канселариус, будущее государства выглядело совсем не оптимистично. Теперь полиция могла ворваться в любой дом и арестовать кого угодно, а это только первый месяц дядюшкиного «правления». Магнаты страны роптали, насторожённо наблюдая за распоясавшимся монархом. Наверняка они охотно поддержат новую королеву, если пообещать им стабильность и сносные условия. Судя по всему, своими кознями дядя сам себе вырыл яму.

Захмелевшая, но абсолютно счастливая Ровена, тепло попрощавшись с новым союзником, отправилась к себе в спальню.

— Я же говорила, у нас всё получится, — поднявшись по лестнице, она обхватила руку Харо. — А ты сомневался во мне, помнишь?

Он лишь укоризненно покачал головой.

— Ну что опять тебе не нравится? — остановившись у спальни, Ровена возмущённо насупилась. — Вечно ты всем недоволен. И скажи мне на милость, что за глупые выходки там, в гостиной? Это что, ревность? Признавайся!

Харо мягко сжал её плечи:

— Я просто хочу уберечь тебя от беды, принцесса. Этот Брутус — месмерит в овечьей шкуре. Ты должна вести себя предельно осторожно, а вместо этого распиваешь с ним вино, как со старым приятелем!

Внизу живота разлилось знакомое тепло. Такое иногда случалось, когда Харо прикасался к ней, а его негодование только раззадоривало, так и хотелось подразнить его немного. Рассмеявшись, Ровена стянула с него маску и, привстав на носочки, приблизилась к его губам своими:

— А мне он показался вполне приятным господином.

— Неужели? — его дыхание обжигало, глаза тускло поблёскивали в полумраке.

— Всё-таки ты ревнуешь! — она скользнула пальцами по его шее и прижалась к нему, застыв в ожидании поцелуя.

— Ты пока не принадлежишь мне, Ровена. Я не имею права на ревность, — Харо произнёс это сдавленно, едва слышно.

Его тело чуть подрагивало, дыхание сделалось тяжёлым, прерывистым. Ровена чувствовала — он хочет её, но старательно сдерживает себя, игнорируя её игру. Впрочем, сейчас она была не против немного преступить ту грань невинных поцелуев, испытать нечто более волнительное.

— А ты, значит, хотел бы обладать мной полностью? — Ровена провела ладонью по его груди, удивляясь своей смелости.

— Ты пьяна. Тебе пора спать.

Надо же! Оказывается, ему не нравятся пьяные принцессы. Какой привередливый!

— Ты грубый, невозможный, упрямый… скорпион, — она слегка толкнула его в грудь. — А ещё ты…

Харо не дал ей досказать, поддался провокациям, приняв игру. Поцелуй был жадный, глубокий; его руки заскользили по её спине, остановились чуть ниже. Он грубовато прижал её к себе, и Ровена ощутила, насколько сильно он хочет её.

Услышав свой стон, она задрожала от охватившей её приятной слабости, впилась пальцами в его плечи, восхищаясь стальными мышцами. Ей захотелось прикоснуться к его коже, к его татуировкам; она буквально нырнула с головой в ещё неизведанные, незнакомые ей ощущения, но такие будоражащие, такие яркие…

За спиной тихо щёлкнуло. Не прерывая поцелуя, Харо толкнул дверь, приподнял Ровену, будто пушинку, и перешагнул порог спальни.

Ровена догадывалась, чем может закончиться эта невинная на первый взгляд шалость. И если минуту назад происходящее казалось своеобразной игрой, то сейчас она вдруг поняла, что хочет сполна испытать всё, что происходит между мужчиной и женщиной. Трепетное волнение охватило её, и лёгкая дрожь вновь прокатилась по телу. Ровена представила, как Харо срывает с неё платье, как покрывает её шею и плечи поцелуями, как ласкает её груди… Но вместо этого он вдруг отстранился и, едва касаясь, провёл пальцами по её щеке. Она непонимающе заморгала. Почему он остановился?

— Доброй ночи, принцесса, — Сорок Восьмой ненадолго задержал на ней взгляд и вышел из спальни, оставив её одну, в полном недоумении.

Глава 7

После ночного дежурства жутко клонило в сон, но стоило закрыть глаза, как мысли набрасывались на него, будто голодные псы в туннеле. Вероятность, что Твин у северян, оставалась ничтожно малой, но это был единственный след, последняя надежда, и больше всего Керс боялся, что её там не окажется, или, того хуже, что она и вовсе мертва… Нет, Твин жива, иначе и быть не может!

Рядом вовсю захрапел Триста Шестой. Керс легонько пнул его по ноге, и здоровяк, возмущённо хрюкнув, перевернулся на бок. Кому-кому, а Триста Шестому всё нипочём — и жрёт на ходу, и спит чуть ли не стоя. И как ему это удаётся?

Повозку угрожающе качнуло. Керс стукнулся плечом о бортик и тихо выругался. Сначала скрипучая колымага не внушала особого доверия, и он был готов поспорить, что эта рухлядь развалится на первом часу пути, но рухлядь упорно держалась, продолжая хрустеть колёсами по бездорожью Пустошей. Верхом бы они добрались куда быстрее, но везти Твин в повозке сподручнее, к тому же неизвестно, как всё обернётся, а так еды и воды прихватить удалось вдоволь: если зашить рот Триста Шестому, то и на неделю хватит.

Внимание Керса привлёк громкий шёпот, сидящие на облучке Севир с Максианом о чём-то рьяно заспорили. Уснуть никак не получалось, и Керс, придвинувшись поближе, прислушался к разговору. Не то, чтобы его сильно занимала чужая болтовня, но хотелось хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей. К тому же говорили они почему-то на высоком языке, что волей-неволей вызывало интерес. К чему такая секретность? Будто Севиру не известно, что и он владеет языком знати не хуже общего.

— … да клал я, дружище, на россказни этой твари, — командир сказал это со злобой, выплёвывая каждое слово. — Ищейки тебе и не такое наплетут.

— Она не рядовая ищейка, и ты это прекрасно знаешь, — отозвался Максиан. — Но даже если забыть о её болтовне, мне хватило и того, что я видел собственными глазами.

— Мы все это видели собственными глазами. Но давай начистоту, Максиан, как далеко не последний человек в стране, скажи мне, ты хоть раз слышал о нулевой категории?

— Плевать я хотел на эти ваши