будут дрыхнуть и не станут выставлять караул. К счастью, их всего двое. Или больше? Вскоре это узнаем.

Ладно. Чего уж там. Не в первый раз. Сколько мы с Фадеем таких вылазок делали. Он вообще разведчик от бога.

– Приехали. Теперь пешочком. Я это… – замялся кузнец. – Бежать не буду, чтоб вам сподручнее. Для меня дело привычное, а вам…

– Ну да, мы же «теллегентные», – хмыкнул Фадей.

Понятное дело, подгонять пришлось нам кузнеца, а вовсе не наоборот. Тот же Фадей как рысь перемещается по лесу – уверенно, незаметно, бесшумно. Навыки казацкого пластуна не пропьешь и не забудешь. Ну и я тоже что-то умею. И ребята из «эскадрона» понаторели. Не в первый раз из лесов врагов выкуриваем.

Дорога далась нам нелегко. Буреломы. Лощины. Ручьи. Болота. И ночью. Да еще с опаской, чтобы не обозначить себя. Измотались, испачкались. Моя косоворотка и парусиновые брюки на тряпки для мытья ватерклозета больше похожи – но я ж не знал, когда в район ехал, что придется по болотам забег с препятствиями устраивать. А, шмотки – дело наживное.

С трудом, но к рассвету мы были на месте.

Кузнец долго рассказывал и показывал, куда и откуда нам заходить. Местность и правда он знал отлично.

Переговаривались мы шепотом – в рассветном лесу голос слышится далеко. В результате расставил я ребят из «эскадрона» перекрывать возможные пути отхода бандитов.

– При малейшей опасности – стрелять. Лучше по ногам. Но и на поражение – не обижусь. Понятно?

– Так точно, – ответили мне.

– Фадей, а мы с тобой – вперед, на врага. Игнатьев – ты нас подстраховываешь.

– Меня-то возьмите, – как-то по-детски заканючил кузнец. – Я же Гражданскую прошел. Войну знаю.

– Будешь поддерживать товарища оперуполномоченного на путях возможного отхода противника. – Похлопал его по плечу Фадей. – Если нас положат.

– Со мной бы не положили.

– И без тебя не положат. И вообще, приказы не обсуждают, временно мобилизованный Акулов…

Мы точно выдерживали направление, начертанное кузнецом. И, как и было обещано, вышли к поляне. Она уже просвечивала впереди, озаряемая лучами встающего солнца.

Подобрались осторожно. Ни секретов, ни пунктов наблюдения. Просто поляна. Вросший в землю сруб. Вокруг что-то вроде дворика, на кольях развешаны горшки. Рядом деревянное сооружение типа курятника или маленького сарая. На деревянном чурбаке сушатся коричневые портки. В колоду воткнут топор. Поленья свежие порублены. Ручей журчит. Хорошо так. Спокойно.

Место обжитое. Вопрос – здесь ли сейчас хозяева. Если нет – придется выставлять засаду. И ждать в ней можно до морковкина заговенья. А хотелось срубить всех и сразу. Очень хотелось. Аж до дрожи.

Понаблюдали мы за местностью несколько минут. Тишина. Я велел оперативнику Игнатьеву оставаться на месте и контролировать обстановку, если что не так – сразу бить наповал.

Мы с Фадеем осторожно приблизились к цели, боясь даже дышать. Я коснулся ладонью влажного бревна сруба. Прислушался. Изнутри доносились какие-то звуки – как боров хрюкает.

– Это что? – едва слышно прошептал я.

– Храп. Сон богатырский. Безмятежный, – прошептал в ответ Фадей.

Эх, швырнуть бы внутрь гранату – и все дела. Я знаю, у Фадея есть. Он всегда ее прихватывает на отчаянные вылазки. Но только нельзя. Не факт, что внутри храпят именно наши объекты оперативного интереса, а не обычные селяне или охотники. Нет гарантии, что оба кулака там. Одного пришибешь гранатой, и тогда уже не допросишь о том, где второго искать. Да и есть нам о чем накоротке поговорить. Эти выродки мне очень нужны живыми.

В руке у меня мой старый и любимый наган, который ни разу не подвел и забрал немало жизней врагов. В груди холод. В висках – азартно стучит кровь.

– Пошли, – кивнул я.

Сруб внутри маленький – явно не для рукопашных состязаний. Солнце уже заглянуло в окошко. Так что я вижу худого долговязого парня – он спит в углу на полу на охапке сена, покрытой холстом, в обнимку с обрезом. В другом углу на лавке богатырски храпит племенной бугай, воплощение тупой физической силы.

Тут все и закрутилось.

Верзила, он же Аким Плетнев, неожиданно вздрогнул, приподнялся и заорал:

– Пожар!

Почему пожар? Думать об этом некогда. Наверное, пожар и тревога почти синонимы. Означает – вскакивай, бей, руби, спасайся.

Аким поднимался во весь рост. Долговязый Нестор тоже как-то очень быстро проснулся и тут же схватился за обрез, не делая даже попытки встать. Правильно – в таких случаях сначала стрельба, а потом гимнастика с подъемом и перекатами.

Я кинулся вперед и со всей дури пробил поднимающемуся Акиму молодецкий удар в голову.

Учили меня еще старики-пластуны, знатоки казацкой борьбы: «Никогда не бей кулаком. Ты не на кулачных боях. Тебе нужно вывести из строя врага или убить. А это лучше сделать ударом тыльной стороны ладони. Если знаешь куда бить. И бить умеешь».

Я умел. Меня хорошо учили. И я хорошо учился.

От удара ладонью Аким ухнул всем телом о бревенчатую стену, ударился башкой так, что едва не развалил сруб. Да так и замер на полу, закатив глаза.

Фадей тем временем ударом ноги отправил в бессознательное состояние почти поднявшего обрез Нестора Иванова.

Вот и взяли их. Почти тихо. Без единого выстрела. И даже относительно целых.

Наручников у нас с собой не было. Да и баловство это. Не нужны они пластуну, у которого есть добрая веревка.

Так и доставили мы кулацких недобитков, связанных и стреноженных, как лошади, в областное Управление…

Глава 20

Бандитов поместили в нашу внутреннюю тюрьму. И я неоднократно лично беседовал с ними.

Меня больше всего интересовали не доказательства их преступных деяний – их хватало. Мне важно было, что они натворили в других регионах. И, главное, есть ли у них связи и контакты с единомышленниками. Ведь не исключено, что они входят в антисоветскую организацию или большую кулацкую шайку.

Длинный, нескладный и совсем молодой Нестор Иванов просил прощения, будто перешел улицу на красный сигнал светофора. А еще норовил бухнуться на колени.

Аким Плетнев был овощ другого засола. Приводили его на допрос в наручниках, потому что в первую же встречу он кинулся на ведущего дело оперативника с кулаками. Теперь рядом с ним всегда маячил конвоир таких угрожающих размеров, что даже сам Аким блек в сравнении с ним. Конвоир смотрел на подопечного со снисходительным превосходством силы – мол, и не таких ломали, только дернись.

Выглядел Аким страшно. Щетинистый, с безумными злыми глазами. С распухшей физиономией, весь в синяках – это его учили хорошим манерам после нападения на оперативника. Он брызгал злобой. И говорил, говорил, говорил, будто решил выговориться на сто лет вперед.

С яростным