тут настоящий царский офицер. Да еще в должности начальника авиашколы. По работе недоброжелателей нажил много. Характер крутой, за свой аэроклуб кого хочешь порвет как Бобик грелку. В прошлом году вскрыл махинации в снабжении курсантов. Это тоже ему любви не добавило. Да еще соседи на него постоянно кляузы пишут – как так, двумя комнатами владеет, а сам антисоветскую пропаганду ведет. А он и правда способен ляпнуть про партию и правительство что-то резкое. Ну готовый же вредитель!

Я посмотрел на довольную физиономию Граца, сдержал естественное желание врезать по его хлюпающему носу и сбросить ослабшее тело в лестничный проем. Еще только не хватало сорваться. Погубить и Летчика, и себя, подставить под удар близких.

В глазах собеседника мелькнула хитринка. А ведь эта сволочь на то и надеется, что я сорвусь.

– Ну, если будет доказательство контрреволюционной деятельности – честь тебе и хвала. Тогда признаю, что просмотрели врага и органы НКВД, и областные партийные власти, у которых наш аэроклуб предмет гордости. И военно-воздушные силы, которые Летчику ордена давали.

– Ордена – это не показатель, – поморщился Грац.

– И товарищ Сталин на аэродроме в Тушино лично Соболеву руку жал. Конечно, всяко может быть, но мне не верится, что товарищ Сталин не может различить врага, который стоит перед ним. Или иначе думаешь?

– К чему эти разговоры? – воровато огляделся Грац. – Пустое все. Не по делу. А по делу то, что в самом деле.

– Лучше и не скажешь. Работай, Ефим Давидович. – Я пожал ему руку так крепко, что его костяшки хрустнули под моими клещами, и он поморщился.

Поднявшись в кабинет, тут же по внутреннему телефону я вызвал Фадея. Он через минуту был у меня.

– Ты в курсе, что этот собачий сын Грац Летчика арестовал? – сдерживая бешенство, спросил я.

– Да в курсе я, – Фадей вытащил портсигар и засмолил свою ядовитую самокрутку.

– А Гаевский куда смотрит?

– Он и дал разрешение на арест. А сам благоразумно в Москву два часа назад укатил. За себя Ховенко оставил. Тебе не доверяет.

– Да и хрен с его доверием, – отмахнулся я. – Так даже лучше.

Ховенко был заместителем, курирующим тыл и работу с личным составом. Я его пятнадцать лет знаю. Он больше не чекист, а профессиональный замполит. Мужик порядочный, хотя немного наивный. Кадровая работа у него на уровне. Только прошляпил Граца и еще нескольких таких же прожектеров и карьеристов. Хотя эти пустозвоны навязаны нам Москвой.

– Маневр известный, – сказал Фадей. – Мол, разбирайтесь здесь сами. Летчик – человек уважаемый. Легенда города. Пример для подрастающего поколения. Его арест – это как плевок в лицо людям.

– И не таких в расход пускали, – резонно заметил я.

– Знаешь, Летчик – это так, проходная фигура. Под тебя Грац копает.

– Мне вот тоже так думается, – кивнул я.

Действительно, хороший повод меня скомпрометировать. Связь с врагом народа – это серьезно. Только зачем? Что, мешаю я этому наполеончику быть хозяином горы и окрестностей? Хочет подгрести под себя область, схватить все ниточки? С учетом того, что Гаевский не великий знаток чекистских премудростей, это видится вполне возможным. Ведь Грац цепкий и умный профессионал. Эх, его бы дурную энергию да на общественно-полезные цели…

– Только мной он подавится. – Я махнул рукой, отгоняя дым, идущий от цигарки Фадея. – Я ему не по зубам.

– Ты думаешь? Сколько у тебя уязвимых мест, куда можно больно ударить?

– Не так много.

– Да?.. Летчик уже в камере. А кто следующий? Антонина?

– Что?

– А что? Слишком часто она в своем университете слезы льет по невинно арестованному профессору Корниенко. А знаешь, как такое преподнести можно? Если с толком и подковыркой подойти.

– Откуда дровишки про то, что Антонина наговорила?

– Сам знаешь. Скорость стука и скорость света величины сопоставимые. Посоветуй хоть ты ей, чтобы больше молчала, а не трепала языком.

– Устрою ей головомойку, – кивнул я, признавая, что он полностью прав.

– А вообще, с этим гусаком сопливым пора что-то делать. Замутить, что ли, на него донос об укрывательстве врагов народа да еще свидетелей найти? Или просто в переулке булыжник на него уронить?

Фадей вполне может такое организовать. Но я покачал головой:

– Потом не отмоемся. Пока посмотрим, как он себя дальше проявит.

– Да уже проявил во всей неземной красе. Посмотри, как его Гаевский покрывает, но осторожно, и при этом хочет остаться для всех хорошим. Удобная позиция. Только вот никак не коммуниста и большого руководителя.

– Что делать с Летчиком?

– Соболева отдавать нельзя. Он наш человек.

– Будем думать. – Я потер виски пальцами.

Наваливалась головная боль – как всегда, некстати. И, как всегда, сильная, мешающая сориентироваться. Мигрень, черти ее дери!

– Фадей, у нас и других дел полно. Что-то грядет нехорошее. Враг готовит масштабное наступление, пока мы тут в НКВД между собой разбираемся.

Я поведал ему об откровениях кулаков насчет того, что от завода «Пролетарский дизель» скоро одни развалины останутся.

– Динамита у них не хватит на завод, – хмыкнул Фадей. – Но тревожно.

– Что с этим Кирияком, который якобы котел взорвал?

– Да ничего. Активист комсомольский. С сотнями людей общается, и ни с кем близко. Вроде нарисовалась парочка связей, но вилами на воде писаны. Присматриваемся.

– А может, взять этого комсомольца сегодня ночью? Да выбить всю пыль? Вместе с признанием.

– Не стоит. Он лишь марионетка. И не факт, что много знает. Обрубим нить. Разрабатывать его надо. Дальше прощупывать.

Меня резанула мысль – а Великопольский и этот Кирияк не одна ли агентурная сеть? Как-то очень вовремя они вместе нарисовались на горизонте.

Эх, Великопольский. Я его из виду не упускал. Разослал запросы по местам предыдущего пребывания моего странного друга-противника времен Гражданской войны. И уже пошли настораживающие звоночки.

– Ладно. – Я хлопнул ладонью по столу. – Готовим материалы на заведение дела «Фейерверк». Пока фигурант один – Богдан Кирияк. Обозначим его как…

– «Крикун». Крика от него много.

– Еще момент. Два часа назад из Москвы позвонили. По агентурному делу «Эверест». К нам связной от троцкистов собирается. Со дня на день ждем.

«Эверест» – это разработка по троцкистской группе, которая охватывает несколько регионов. Там собрались не полоумные болтуны, которые хранят на груди портрет Троцкого и втихаря всем доказывают, какой это великий деятель революционного движения. Там реальное троцкистское подполье с конкретными властными амбициями. Спрут такой с длинными щупальцами.

– Если связной встретится с объектом «Граф», то наши подозрения подтвердились. И мы начинаем аресты, – сказал я.

– Будем ждать, – кивнул Фадей…

Глава 2

Грац лично допрашивал Летчика. Колол его на антисоветское подполье. И сильно интересовался связями с заместителем начальника УНКВД капитаном Ремизовым. Предлагал