как новенький, хотя я неплохо по нему “потопталась”, когда Вадим занял всю парковку.

– Очень странная реакция на развод, Вадим, – усмехаюсь я, пытаясь поймать ироничное настроение, оно сейчас чертовски поможет. – Прям от обратного.

Но он начал с мелких деталей, исправляет пока их, надеясь постепенно дойти до главного. Я слишком хорошо знаю своего мужа. То есть бывшего мужа. Я снимаю обручальное кольцо с пальца и бросаю его в ячейку, где у меня валяется мелочь. Самое место, как показало время. А потом выезжаю со двора и еду в центр города. К тому стальному созвездию, которое обозначает нулевой километр.

Почему бы нет? Почему бы не оттолкнуться от нуля, от чертового начала… Только сыграть по-другому.

Девушка на ресепшене оказывается сговорчивой, и я спокойно поднимаюсь на третий этаж. 326 номер, я запомнила, хотя переписки нет под рукой, и проверить никак. Я подхожу к черной двери и напористо стучу, понимая, что придется будить. Вскоре повторяю и тогда слышу мужские шаги, которые неровной походкой, но все же приближаются.

– Какого… – Кирилл не договаривает, потому что раскрытая дверь показывает меня.

Он пару секунд смотрит на меня, пряча удивление, и беспокойно проводит широкой ладонью по волосам, собирая густую челку назад. На нем лишь потертые джинсы, которые кое-как держатся на нем, не застегнутые до конца. Я вхожу и чуть замедляюсь, когда до его обнаженного торса остается несколько сантиметров. Кирилл запоздало реагирует и отклоняется в сторону, давая мне дорогу.

– Что-то случилось? – наконец, спрашивает он.

– Случились тридцать процентов, – я оборачиваюсь и смотрю на него. – Почему так мало, Кирилл? Почему не всё?

Он как-то обреченно кивает и закрывает дверь уверенным толчком, после чего выпрямляется во весь рост. Его красивое, идеальное до невыносимого предела тело говорит за него. Я замечаю как напрягаются его плечи, налитые мускулы проступили сильней и стянули миндального цвета кожу, острый подбородок стремится к груди, а в глазах нерв.

– Жалко я не видела, как вы торговались, – я снимаю пальто и бросаю его в кресло, правда, чуть промахиваюсь, и оно соскальзывает на пол. – Я бы посмотрела.

– Мира…

– Я не люблю нечестные сделки. Может, я ошибаюсь и это, наоборот, слишком много. Ты же не видел, что покупаешь, в том зале было так темно.

Кирилл делает шаг ко мне, улавливая, что я не замолчу просто так. Слушать его я тоже не собираюсь, поэтому он уже тянет руки. Но я пячусь от него и одариваю чистым холодом во взгляде, который его тут же тормозит. Кирилл опускает руки и сжимает кулаки до побелевших костяшек от бессилия.

– И мне двадцать восемь. Девять лет прошло, Кирилл, мое тело изменилось. Вдруг разочарую? Столько денег впустую, – я качаю головой, показывая фальшивое переживание. – Тебе стоило договориться с Вадимом о просмотре… или тест-драйве, как будет правильнее? Как это называют рекламщики?

Кирилл вдруг срывается с места и тесно обхватывает меня. Мужская ладонь ложится на мой рот, накрывая без всякого усилия, так что у него выходит просьба, а не приказ. Просьба мягкими руками.

– Хватит, – сдавленно шепчет Кирилл, а его губы утыкаются в мой висок, где выводят жаркие приливы сбивчивого дыхания. – Я не могу больше это слушать. Я прошу тебя…

Глава 24

Я отклоняюсь назад, уходя от его прикосновения, и перехватываю его ладонь. Сжимаю ее пальцами и обвожу рельефные выступы, вспоминая, как часами могла настраивать свет, чтобы идеально заострить тени на его сухих красивых руках. На моих лучших фотографиях именно они.

Я тяну его руку к себе. К своему телу. И наталкиваю на пуговицу моей синей пижамы, которую уже пора вытянуть из петельки. Заплачено же.

– Мира, что ты делаешь? – Кирилл вдруг включает робкого мальчика и не реагирует на мои откровенные намеки.

– Ты же хотел.

– Я и сейчас хочу.

– Тогда в чем дело?

– Ты не хочешь.

Он все же вспоминает силу и медленно, но неумолимо уводит свою руку прочь от моего тела.

– О, Господи! Какая разница, чего я хочу! – я расстегиваю пуговицу сама и резко разворачиваюсь. – Вы же всё решили без меня.

Я иду в другую комнату. Там должна быть спальня, и она там есть.

– А вот и кровать, которую ты мне присылал, – я обвожу взглядом строгую спальню в серых тонах, которую заливает светом проснувшегося солнца из окна. – Ты обещал, что я буду на ней. Смотри, не соврал.

Я без всякого изящества падаю на мягкий матрас и подтягиваю себя к изголовью. Смотрю на Кирилла, который уже стоит на пороге комнаты и хмуро наблюдает за моим концертом. Странно, ему почему-то не по нутру то, что происходит, вот вообще никакого воодушевления на лице.

– Мягкая, да, – я киваю и провожу пальцами по белым простыням, с которых он только что встал. – Это номер люкс?

– Он самый.

– И сколько берут за ночь? Надо подбить общий итог.

– Ты уже его назвала.

– Тридцать процентов?

– Нет, девять лет, – Кирилл заходит внутрь и проходит к комоду, на который облокачивается крепким телом. Тот даже чуть отклоняется назад. Мебель в гостиницах вечно плохо закреплена. – На самом деле я заплатил ими.

Кирилл собирает руки в замок и бросает их на бедра, он спокойно смотрит на меня, наклонив голову вбок и прекрасно видит, что ему удалось выбить меня из вызывающего настроения.

– Тошно? – спрашиваю я, стирая глупую улыбку к черту.

– Тошно, – Кирилл коротко кивает. – Я думал, достанется только Вадиму, а на меня запала не хватит.

– Ты ошибся.

– Со мной это часто. Наверное, я проклят.

Я приподнимаюсь и откидываюсь на подушки. Странно, но я ловлю себя на том, что мне сейчас спокойно и хорошо. Мне нравится быть в этой комнате, казалось бы чужой и знавшей столько незнакомцев, и смотреть на Кирилла. Он не в курсе, но ему больше всего идет спокойствие, а не натужное ребячество, когда он изображает пошлого весельчака с огромным послужным списком. Насчет списка он, скорее всего, не врет, а вот кайфа от этого давно не испытывает.

По глазам видно. Они слишком глубокие и умные.

– Хочешь серьезно? – спрашивает Кирилл и ведет плечами, как будто хочет размяться.

– Насчет чего?

– Насчет сделки. Я понимал, как ты отреагируешь, но не смог удержаться. Когда он мне позвонил, я поперхнулся. Прости, Мира, но это слишком занимательно – наблюдать, как человек совершает главную ошибку в жизни.

Ошибку. Он такую тоже совершал. Кирилл на это намекает?

Его взгляд густеет и темнеет, как будто спускаешься по крепкому коктейлю, где самый сок спрятан в