последней четверти. И так было всегда, мне приходит на ум алкоголь, когда я думаю о Кирилле. Он сильный и одновременно расслабляющий, умеет незаметно и сразу по кровотоку. А когда жаркий градус побежал по венам, ему почти невозможно противиться. Он кружит голову и шепчет то глупости, то откровенные низости. Зависит от настроения, от того, что сегодня в красивом стакане – грубоватое виски или тягучий ликер.

– Вот такой ты друг, – отзываюсь я, отгоняя лишние мысли.

Хотя это мне тоже нравится. Думать о нем в таком свете.

– Или вот такой он муж?

Кирилл отталкивается от комода и идет к кровати. Я не двигаюсь, любуясь сексуальной плавностью его движений, сейчас чувствуются нотки рома и легкая горечь. Он все-таки слишком серьезный, словно чувствует, что я научилась ставить барьер между озорными мыслями и движениями тела.

Он подбирает с кровати белую футболку и натягивает ее на плечи, не разрывая со мной зрительного контакта.

– Ты свободен?

Кирилл усмехается, но все же кивает.

– Я хочу взять тебя в свою студию. Она больше и красивее той.

– Хочешь снять меня?

– Как в старые времена.

– А если я не сдержусь? Студия, может быть, и новая, а реагирую я на тебя также.

Глава 25

Прямоугольное пространство с белым задником. Впрочем, цвет можно выбрать любой, стоит только вытянуть следующий лист. Но Кирилла хочется снимать именно на белом, он загорелый и с густыми каштановыми волосами, которые кажутся еще темней, если чуть добавить геля.

Я как раз наношу его, перебирая пальцами отросшую челку. Кирилл сидит передо мной на стуле и то и дело нагловато усмехается, хотя удивительно послушен. Мне кажется, что глубоко в душе он растерян сейчас. Он не хочет казаться ручным котенком, потому что такие не возбуждают, но и дерзить ему не с руки.

Я же не хочу злиться. Ни на кого. И мне нравится легкость, которая как будто разлита в воздухе. Потому что я дома. В своей студии. Я хозяйка здесь.

– Это же не гей-съемка? – все-таки язвит Кирилл, когда ему кажется, что я чересчур усердствую с укладкой.

– Ты против?

– Да, Мира, я против.

– Я почти закончила, – я надавливаю ладонью на его подбородок, чтобы Кирилл запрокинул голову. – Но нужна тушь.

– Ни черта подобного.

– Для рокерского стиля…

– Ты всегда говорила, что мой стиль – это блядский стиль.

Да, было. Я имела в виду его порочность и вызывающую сексуальность, которую не знала как лучше обозначить.

Я мягко провожу пальцами по его бровям, приглаживая волосы, и замечаю, как Кирилл на мгновение прикрывает глаза, проваливаясь в мою ласку. Черт, на меня это тоже действует. Я вижу, как остро он реагирует на меня, и это стоит сотни извинений из его уст. Я прекрасно помню этот сумрачный дьявольский туман в голове, как далеко он может завести и сколько скверных решений подсказать. Ты двигаешься на ощупь, когда так болезненно зависим от другого, и иногда сам не понимаешь, что творишь.

– Ты послушный, как тогда, – усмехаюсь я. – В первые встречи.

– Подумал, что ты хочешь повторить всё в деталях.

– Думать – не твое. Сними футболку.

Кирилл стягивает с себя брендовый хлопок и отбрасывает в сторону. После чего с вопросом смотрит на меня. Я же жестом показываю, чтобы он пока оставался на месте, а сама отступаю на несколько шагов и делаю пару тестовых снимков.

Щелк. Щелк.

Как тогда. Да, ощущения заостряются и разгоняют молодую кровь. Ярким моментам всегда тесно в прошлом, и они ищут дорогу в сегодня. И я вспоминаю четкими сочными картинками, ведь я визуалист до мозга костей, я могу забыть запахи и звуки, но не кадры собственной жизни. Я отчетливо вижу…

… как Кирилл однажды опустился на колени передо мной и начал нежно целовать живот, изящной дорожкой спускаясь ниже по моей горячей изнывающей коже. Иногда он сбивался с верного пути и переносил ласковые губы на руки, целуя мои пальцы.

… как жестко брал меня, вдавливая в кровать собственным весом, и смотрел прямо в глаза. Он не отводил потемневшие глаза, любуясь, как я кончаю и пронзительно вздрагиваю от малейшего прикосновения на пике. А после опускался и целовал меня в мокрый висок, шепча, что я горячая и развратная, что он хочет еще и еще.

… как переплетал наши руки посреди обычного разговора. Просто забирал мою ладонь себе и медленно соединял наши пальцы, будто делал старательный слепок на всю оставшуюся жизнь. Навсегда.

… как сказал, что хочет трахнуть меня с другим парнем.

– Почему? – я спрашиваю Кирилла, возвращаясь внимательным взглядом к нему настоящему.

– Ты о чем?

– Ты сказал, что хочешь попробовать новое. Посмотреть, как другой…

Кирилл резко поднимается со стула, поняв о чем я завела разговор, и хочет уйти, спрятаться у меня за спиной, но я не даю. Я ловлю его за руку и делаю шаг назад, пятясь, чтобы остаться перед ним. Видеть его.

– Я был малолетним мудаком, – бросает он и уводит взгляд в пол.

– И?

– Я испугался, Мира.

И молчит. Без пояснений.

– Кирилл?

И тут плотину прорывает.

– Всё вернулось… Нет, не так, на первых сессиях я только изображал, что слушаю тебя и смотрю снизу-вверх, а потом я поймал себя на мысли, что и правда сильно внизу. Незаметно провалился, – Кирилл поднимать широкую ладонь и нервными движениями растирает подбородок. – Я же в рот тебе смотрел. Ненормальная зависимость, я мог разбить телефон, если ты была занята и не брала трубку. Мог сорваться на ком-то, просто так, чтобы выпустить злость… Я ревновал тебя так, что был груб с тобой.

– Только в постеле.

Он не переходил границ, и мне нравилось, когда он выпускал хищную сторону. Секс для того и нужен.

– Нет, я боялся, что рано или поздно ударю тебя. Планку срывало ужасно. Я был слишком молод, чтобы справиться с таким сильным чувством. Меня несло… Еще и гонор, – Кирилл на секунду улыбается, вспомнив какую-то идиотскую выходку. – И я решил избавиться от тебя.

– Так?

– Я по-другому это представлял. Думал, ты оскорбишься и начнешь скандал, а там слово за слово. Придумал целую речь, чтобы поиздеваться как следует, чтобы уже точно без шансов быть вместе… Но ты согласилась.

Кирилл говорит, что был зависим от меня. Но я так боялась потерять его, что побледнела тогда от его слов, но все-таки послушно кивнула. Я чуть не сделала это, доверившись его дикой фантазии. Разум постучался после. И я молча собрала вещи, понимая, что