Вздор, одернул я себя. Кто сказал, что я вообще их найду? И почему мне должно повезти там, где оступились лучшие силы империи, если воспользоваться выражением баронессы Корф? Не лучше ли (и разумнее) просто отдать ключ, рассказать, при каких обстоятельствах он был найден, и не лезть более в дело, которое, по сути, совершенно меня не касается? Ведь я абсолютно ничего не знаю о Петровском, не считая того, что он был рыж, носил щегольские ботинки, вез чертежи и сломал себе шею, после чего загадочным образом куда-то исчез.

– А что за гриб, вы не знаете? – спросила мадемуазель Плесси, улыбаясь.

– Сыроежка, – буркнул я.

– Comment?[39]– вскинула брови она.

Я подумал, что еще несколько вопросов подобного рода, и в леcу точно найдут труп, но не Петровского, а неожиданно разбогатевшей француженки, которая имела неосторожность вывести из себя недоучившегося кандидата прав. Подавив раздражение, я быстро зашагал вперед... и шагов через тридцать увидел тело.

Оно лежало возле тропинки, на примятых земляничных листьях. Рот был раскрыт, зубы оскалены, глаза остекленели. Над трупом вились три или четыре мухи, но в первое мгновение я даже не заметил их.

Это было тело собаки.

– Ой, – как-то сдавленно пискнула Изабель.

Она даже не попыталась воспользоваться случаем и лишний раз прижаться ко мне. Я же стоял как дурак и во все глаза глядел на мертвое животное.

Собака была маленькая, левретка, как две капли воды похожая на Жужу, – но у Жужу имелось небольшое пятнышко на правой передней лапе, а у этой ничего подобного не было. Закусив губу, я наклонился над трупиком, отогнал мух и тщательно осмотрел тонкую шейку.

Так и есть. Собака удавлена. Злость и жалость переполняли меня. Кому, кому мог помешать маленький, смешной и беззащитный зверек? А вдруг собака тоже принадлежит Веневитиновым... Черт возьми! Ведь Старикова отпустили как раз сегодня утром!

Нет, нет, нет. Нельзя. Ни в коем случае не стоит делать поспешных выводов из событий, которые могут в конце концов объясняться обычным совпадением. Нужны улики, нужны надежные свидетельские показания, нужны... Ах, черт возьми! Черт возьми!

«Какие улики, Марсильяк? Какие показания? – одернул я сам себя мысленно. – Вы со своим чистоплюйством смешны, месье! Положим, кто-то убивает собак... Но ведь законом это не запрещено, так? Или не так? Какое вам вообще до какого-то сумасшедшего дело? Ваша задача – искать исчезнувшего Петровского Ивана Сергеевича, будь он неладен...»

– Что происходит, Аполлинер? – тихо спросила Изабель.

Я вытер платком лоб. День обещал быть жарким.

– Не понимаю, – устало признался я. – Я совсем запутался.

И я рассказал ей о Веневитиновых, которых так не любят в N, о Старикове, о телеграмме губернатора. Но на том не остановился. Я поведал мадемуазель Плесси о своих нелепых надеждах, связанных с расследованием убийства пассажира, о переполохе, который произвела телеграмма со словами «совершенно секретно», о том, что баронесса Корф на самом деле прислана из Петербурга. Словом, рассказал почти все, не упомянув лишь о ключе. Надо признаться, реакция Изабель ни капли не удивила меня.

– О, как интересно! – воскликнула она. – Интереснее, чем любой роман!

Я только плечами пожал. Роман, да... Но то, что в романе кажется закономерным предметом повествования, в жизни обычно смотрится убого, жалко и грязно. Сколько уголовных романов повествует об убийствах – и насколько отвратительны последние в действительности... Особенно вот такие убийства исподтишка, гнусные и совершенно бессмысленные. Кому, кому могла помешать эта несчастная собака?

– Вы найдете того, кто убил ее? – спросила Изабель.

Если бы я мог, ответил бы утвердительно. Но я предвидел, что пока в городе находится баронесса Корф, все силы будут брошены на поиски исчезнувшего тела. А значит, мне вряд ли удастся изобличить Старикова, если и впрямь он принялся убивать собачек.

Я кликнул Онофриева с Соболевым, велел им продолжить осматривать лес, напомнил о награде и в сопровождении Изабель двинулся к усадьбе. Мертвую собаку я завернул в шаль моей спутницы. И, хотя платок был совсем новый, мадемуазель Плесси рассталась с ним без колебаний.

* * *

– Право же, господа, я не могу...

– Госпожа баронесса, вы так нас обяжете! Мы столько наслышаны о вас и вашем муже...

– Да, сударыня, мы будем счастливы видеть вас! Такой праздник... Фейерверки выписаны из Парижа... Не обидьте!

В таких или примерно таких словах Веневитиновы уламывали столичную гостью оказать им честь присутствовать на свадьбе их дочери с Максимом Ивановичем. Тут же присутствовал и Григорий Никанорович Ряжский, который сулил баронессе Корф, что она многое потеряет, если не согласится. Такое торжество! А угощение, угощение... И потом, раз тело Петровского до сих пор не найдено, не исключено, что Амалии Константиновне придется задержаться. У нее такая сложная работа... В конце концов, почему бы ей немного не развеяться?

– Уломали, господа, – промолвила баронесса с улыбкой. – Хорошо, я буду на свадьбе. И от всей души поздравлю невесту и достойного молодого человека, ее жениха.

Андрей Петрович Веневитинов засиял, как новенький алтын. Какие люди, какая честь! Он счастлив будет принять баронессу под своим кровом... Кстати, где она остановилась?

– Я ведь приехала только сегодня и как-то не имела возможности подумать об этом, – призналась баронесса.

Анна Львовна Веневитинова немедленно принялась за дело. У них просторный дом, на свадьбу приехали самые приличные люди. Не угодно ли будет баронессе остановиться у них? Если ей понадобится отлучиться в N, лошадей и прочее ей предоставят...

Столичная гостья стала отнекиваться и твердить, что ей неловко стеснять кого бы то ни было, и вообще она предпочитает гостиницы. Мне надоело слушать дамский вздор, и я вышел из-за деревьев. Изабель скользила за мной бесшумной тенью. Глаза ее были сухи, лицо потеряло свою привычную живость.

– А, господин Марсильяк! – вскричал исправник, завидев меня. – Что новенького, сударь? Мы обошли Лепехино, расспросили крестьян, но никто ничего не видел. Вот и Антон Фаддеич, – он кивнул на брандмейстера, скромно стоявшего в сторонке, – обыскал со своими людьми все озеро, но и там ничегошеньки не нашел. А вы чем нас порадуете?

– Боюсь, что ничем, – угрюмо ответил я и развернул шаль.

Анна Львовна ахнула, всплеснула руками и повалилась в обмороке. Учитель верховой езды, присутствовавший при нашем разговоре, едва успел подхватить ее.

– Это Топси, – буркнул Веневитинов, играя желваками. – Утром мы ее хватились, думали... – Он резко оборвал себя. – Где вы ее нашли?

Я рассказал. Андрей Петрович отвернулся.