Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я подумал, что мне мама сделает замечание, но она вообще внимания не обратила. Потом посмотрел на Михал Семеныча с его кепкой в кармане, нехотя тоже стащил с головы свою бейсболку и принялся отряхивать ее, будто от какой-то мошки.
С одной стороны, теперь можно было не стесняться хозяйской внучки, потому что она мелкая и мне не понравилась. С другой стороны, с ней даже не пообщаешься нормально. Лучше бы вообще без нее, если честно. Или была бы она внуком, а не внучкой…
Хозяйка сказала нам мыть руки и пригласила за стол с клеенчатой скатертью в крупных подсолнухах, накрытый в закутке, похожем на кухню. Собственно, это и была кухня.
— Тощие вы какие-то. Сразу видно, что больные. Ну, ясно дело, экология какая там у вас.
Лида Пална налила три огромные тарелки борща, шмякнула по ложке жирной сметаны и каждому отрезала по внушительному ломтю хлеба, причем резала не на доске, а на весу, прижав буханку к груди и бесстрашно орудуя ножом, похожим скорее на тесак.
Я бросил быстрый взгляд на Алину. Неужели она откажется есть? Борщ пах обалденно, ум отъешь.
Мама сразу взяла ложку и, попробовав, немедленно стала расхваливать кулинарные способности Лиды Палны.
Та прямо расцвела. Я из вежливости невнятно пробубнил благодарность с набитым ртом, только чтобы от меня отстали.
Хозяйка села прямо напротив Алины и стала внимательно на нее смотреть. Сестра нехотя взяла ложку, за
черпнула, отправила в рот. Ей явно хотелось еще, было вкусно. Но что-то будто удерживало.
«Только бы Палашка ничего не испортила!» — подумал я.
Как можно голодать вообще?
— Кушай, дочка, кушай, — подбодрила Лида Пал- на. — Тебе дел много предстоит, сил набираться. Это не жук чихнул.
Алина стала есть.
Я заметил, что никто из местных ничего из Алининых рук не взял и в руки не дал.
Из угла, того, что с иконой, на нас с жадным интересом пялилась Снежана. Я старался даже не смотреть в ее сторону, чтобы кусок в горле не застрял и аппетит не испортился. И Алина отворачивалась. То ли ей тоже хозяйская внучка не нравилась, то ли Палашка так реагировала на икону.
Отставив пустую тарелку и очень громко поблагодарив хозяйку, я наконец расслабился и привычным движением, даже не задумываясь ни на секунду, достал телефон и правда очень удивился, когда дед Михал Семеныч, сразу посуровев лицом, положил свою большую мозолистую ладонь мне на руку, полностью закрыв ею экран.
— Убери-ка. Мы здесь это не приветствуем, парень.
— Да, Егор, убери. Ни к чему это, — немедленно поддакнула мама.
Я пожал плечами и хотел спрятать телефон в карман, но дед молча удержал мою руку. Я посмотрел на маму, та пожала плечами, но с видом «делай, что скажут».
— Что?
— Матушке своей отдай.
Голос деда был очень нейтральный, но почему-то, может быть, как раз из-за этого, звучал угрожающе.
Что за бред? Но я послушно протянул телефон маме, которая взяла его с некоторой растерянностью.
— Здесь вам все равно не понадобится. — Дед улыбнулся маме. — И ты, голубушка, сложи аппаратуру в надежное место. Так безопаснее будет. Пойдем, покажу куда.
Ну круто, что. Вот так вот запросто лишиться связи с внешним миром.
Сначала я даже не до конца осознал произошедшее. Вот так вот остаться совсем без телефона, причем без веской причины. Не наказание, не за дело, не за проступок. Просто потому что «не приветствуется». Я даже не успел никому написать, что не буду выходить в Сеть…
Хотя кого я обманываю: всем наплевать. Никто особо и не заметит, есть я или нет. Ну, может, кто-то вспомнит, пообсуждают несколько минут и займутся своими более интересными делами. Стало так тоскливо сразу.
Когда ты сидишь в интернете, кажется, что живешь, что другим интересно твое мнение и ты сам. Можешь кому-то помочь, сказать что-то умное — вроде не напрасно живешь. Даже если просто читаешь чат, а сам ничего не пишешь. Ты лайк поставишь, тебе лайк поставят. Не только семье интересен, значит.
А когда один сам с собой остаешься, то сразу наваливается: на фига все это? Кто ты, что ты? Ну, как это обычно и бывает: вход бесплатно, выхода нет.
Но вот что я о себе да о себе? Алинку жалко. Я-то нормальный, я справлюсь, переживу. Лишь бы ей помогли. Помогут ей — помогут всем нам. И бояться, что это перекинется на меня, не нужно будет…
Мама вернулась без телефонов. Видно было, что ей тоже не очень нравится такое положение вещей, но она делает хорошую мину при плохой игре. Наконец-то я могу использовать это выражение! Глупо, конечно, радоваться, но в каком-то мелком классе я не испугался показаться дураком и спросил учительницу, что это означает: хорошая мина при плохой игре. Теперь знаю.
Впрочем, мама сказала, что с папой она все равно будет каждый день связываться по мобильнику, просто телефон временно станет как бы стационарный.
Представляю, как взбеленился бы отец, узнай он правду. Он и так считал нашу поездку в деревню идиотской, никому не нужной прихотью. Мы же не рассказали ему правду. Хорошая у нас семья: все друг друга в чем-то да обманывают, конечно, из самых лучших побуждений! От этой мысли во рту стало горько…
Еще мама сказала, что для срочной связи местные используют таксофон и что такие таксофоны есть в каждой деревне. В первую очередь для вызова экстренных служб, но можно и просто так позвонить кому-нибудь.
Замечательно, что там! Особенно если ты не помнишь ни одного номера, потому что они вбиты в контакты на телефоне. Кто ж знал, что в наше время надо еще и на бумажке записывать. И что мне этот таксофон?
Но всего этого я, конечно, маме не сказал.
До сих пор удивляюсь особенностям деревенской жизни. Телевизор, сотовая связь — пожалуйста, а с бытовыми удобствами, которые нужнее всего, вечно странные заморочки. Вода из скважины в доме есть, не надо ходить к колодцу, но для полива огорода и прочих хозяйственных нужд обязательно ходят. И вместо ванны — баня. И удобства во дворе. Ну я прям как в воду глядел: взял налобный фонарь. Теперь будет с чем в сортир в темноте ходить. Просто гениально!
Маме с Алиной выделили комнатку, в которую были втиснуты две узкие кровати, разделенные тумбочкой. Прямо на деревянной стене на больших гвоздях висели вешалки. Очень эконом-класс, короче. Мама, правда, вообще никак не отреагировала на скудную обстановку, а Алина — тем более.
Лида Пална поманила меня на летнюю веранду с ажурными рамами, покрашенными краской, когда-то белой, но сейчас уже пожелтевшей от времени и облупившейся. Но старые тюлевые занавески были старательно отстираны, и вообще все выглядело очень опрятно.
Куры проникли на веранду вслед за нами и важно расхаживали, путаясь под ногами.
— Вот, вались сюда, — щедрым жестом указала хозяйка в угол, на кровать под самыми окнами.