Михал Семеныч сплюнул и быстро, как-то украдкой, перекрестился, словно боялся, что кто-то заметит и накажет его за это.

То есть обдериха ему — суеверия, наговор на их баню, а целая деревня омороченных — норма. Ну-ну… А Касьяныч вообще на замороченного какого-то там совершенно не похож.

Я случайно кинул взгляд на лицо каженника и мысленно вздрогнул: все время, пока дед разглагольствовал, Ленька смотрел своими тусклыми глазами прямо на меня, будто старался запомнить. Смотрел с каким-то голодным любопытством. Сам не знаю, почему пришло в голову именно такое определение и как это можно было прочесть по совершенно невыразительному лицу помешанного. Может, не такой уж он и безобидный.

Словно в подтверждение моих мыслей Ленька заорал. Истерично и очень неожиданно. И до того страшно, что у меня где-то в районе солнечного сплетения аж похолодело все и сжалось, будто в ожидании удара.

— Шел, шел и нашел! И опять потерял!

А глаза по-прежнему тусклые и ничего не выражающие.

Дед, явно привычный, только усмехнулся и головой покачал:

— Ух, завелся опять. Теперь до завтра рыкать будет, не угомонится. Ничего, порычит, поревет, и ладно. Находит на него, понимаешь, как из лесу вывели.

— Ты вот только не во все дома суйся.

Видимо, все отлично читалось по моему лицу, раз Михал Семеныч поспешил объяснить:

— Да не бойся, у нас все добрые. Только ходит такой сухорукий, гугнивый. Все бадя да бадя, толком и сказать не может. Ногу волочит, так что след на дороге, как от слизня. У Пахомовых ребятенок пропал. Только что игрался на дороге, камушки перебирал. Маленький, не говорил еще. Вот тоже слышали это бадя-бадя, думали — сам с собой гулит. А потом хватились: нет ребенка. Только борозда в пыли, где ногой загребал. Потом было — кто-то из соседок мельком видел страшного, сухорукого, одно плечо выше другого. Она на него шикнула, а тот рукой своей скрюченной махнул в ее сторону: «Бадя», так хворала неделю. Ты, парень, куда хочешь ступай, да не все приглашения принимай. И сам, понимаешь, не всех зови к себе. Понял?

Я понял. Вообще-то я и не собирался по гостям здесь ходить. И мне для этого совершенно не нужны детские страшилки, в которые разве что дошкольник поверит. А уж приглашать кого-то в чужой дом, в котором сам на птичьих правах, — еще чего не хватало!

На этом Михал Семеныч счел свой долг исполненным и с явным облегчением вернулся к своим хозяйственным делам на участке. Может, надо было предложить ему свою помощь, — мама была бы довольна, — но работать мне не хотелось. Абсолютно. В конце концов, я на каникулах.

Чтобы избежать возможных просьб помочь хозяину, от которых в силу воспитания не смог бы отказаться, я вышел за калитку и прошелся немного вдоль забора, соображая, чем бы заняться ненапряжным. Тут меня и подловил молодой человек лет, наверное, восемнадцати-двадцати. Потом я уже сообразил, что он нарочно поджидал меня.

Судя по всему, он очень не хотел выглядеть деревенским, но именно это сразу выдавало в нем местного. Футболка с модным принтом, камуфляжная бейсболка, почти новые джинсы и с головой разоблачающие его резиновые шлепки, надетые на серые потертые носки.

Лицо — вполне обычное, без особых примет, глад- ковыбритое и даже не сильно загорелое, как, например, у того же Михал Семеныча. Но выражение какое- то ускользающее, непонятное, себе на уме, хитроватое.

Я совершенно не ожидал, что могу представлять интерес для кого-то из местных, тем более для взрослых. Поэтому удивился, когда он шагнул ко мне с дороги, где до этого стоял, и протянул руку для рукопожатия:

— Федихин.

Рука у него была какая-то равнодушная, словно искусственная.

— Вижу, ты с Михал Семенычем ходишь. Он не каждого пацана так водит.

Я немного растерялся, не знал, что ответить, поэтому просто пожал плечами.

— Я на историческом факультете учусь, кафедра этнологии, слышал о такой?

Если он хотел выставить меня дураком, то ему это удалось. Ни о какой такой кафедре я не слышал, да и зачем мне? Но, разумеется, я кивнул, сделав каменное лицо.

— Ну вот, не слышал, — удовлетворенно констатировал парень, поудобнее привалился к забору и пояснил, снисходя к моему невежеству: — Шурика из «Кавказской пленницы» помнишь? Вот я тоже фольклорист.

Шурика я, разумеется, помнил, забудешь тут, когда он на Новый год обязательно по всем каналам. Только что фольклорист — забыл. Я хотел было съехидничать, означает ли это, что пьет он так же, как Шурик из фильма, но парень продолжал хвастливо разглагольствовать, и момент был упущен:

— А здесь я практику прохожу. Я же из местных, считай. Далеко ходить не надо, ездить то есть. У нас такая деревня, что материал лопатой греби. Вот я и собираю фольклор… Э-э-э, деревенский медицинский, то, се.

Деревенский медицинский фольклор? Что?

Он достал из заднего кармана джинсов свернутый в трубочку блокнот с неожиданной картинкой на обложке: безумная лама размахивала воздушными шариками. Видно было, что все страницы в блокноте исписаны.

— Медицинский — это народная медицина, знахарство, если что. Потом все материалы на кафедру сдаю, все идет в фонд, в архив. Сечешь?

— И много насобирал? — Мне не нравилось его высокомерие.

Он похлопал по ладони блокнотом:

— Немного, да все нужное мне.

Тут лицо студента приобрело какое-то недоброе выражение, потом его будто озарило, и он широко заулыбался:

— Слушай, а давай ты со мной ходить будешь? То есть вместо меня. У тебя лицо такое честное, простое, ты уж извини, но что есть. Врать не стану. Тебе наши охотнее рассказывать будут, если ты спросишь. Ко мне, понятное дело, предубеждение есть. А? Тебе все равно делать нефига, пока твою сеструху бабушка Ульяна… Пока ты здесь, в общем. Мне потом перескажешь, а я запишу. Ты не волнуйся, я рядом буду, здесь.

— Ходить за мной и записывать деревенский медицинский фольклор?

— Ничего не записываю, все запоминаю.

Тогда не понял, зачем ему блокнот? Да еще с такой девчачьей картинкой.

— И не обязательно медицинский. Или вообще лучше потом мне перескажешь, что тебе расскажут. Слова запоминай особенно.

— В смысле слова?

Уточнение показалось мне смешным, но студент сразу объяснил:

— Ну там заговоры, то-се. Разберешься.

С одной стороны, какая-то странноватая просьба. Но, с другой стороны, мне польстило, что местный взрослый парень, студент, решил мне что-то поручить. И не я напросился, а он сам предложил. Так что отказываться я не стал.