– Рофомм, привет. Тебя так поздно с учёбы выпустили?

– Я задержался в игорном доме, – тихо произнёс юноша, подсаживаясь на корточки. – Я принёс тебе книжку, которую мы сделали для тебя с Джером Таттцесом. Это он рисовал, а я переводил.

Девочка поблагодарила и стала сонно разглядывать самодельный переплёт. Рофомм громыхнул спичками, поджав губы. Наконец он решился спросить:

– Ты много листов исписала, тут даже рисунки есть. Что это такое?

– Я не знаю, – тихо ответила Эдта. – Я просто видела.

– Ты видела много мертвецов?

– Да, – кивнула она. – И слышала.

– Когда?

– Завтра.

– Что? – охнул он. Он спрашивал совсем про другое.

– Я видела мертвецов завтра.

– А где ты их видела?

– Не знаю, – зевнула она. – Здесь. Но не здесь. Я сама не поняла. Всё было золотое.

– Золотое, – заворожённо повторил юноша.

Рофомм смотрел на неё во все глаза, а девочку снова начало клонить ко сну. В Кампусном Циркуляре были такие, как она. Они учились на отделении теории всемирных сил. Они обрекали себя на бедность, и их сразу было видно из толпы. Провидцы всегда имели заработок, достаточный для того, чтобы не умереть с голоду. Даже главный метеопредсказатель Префектуры, по слухам, получал четыреста союзных в терц, что было мало даже для гардеробщика. Жалование им не повышали из страха, что всемир расторгнет свой контракт с провидцем. Провидцы, будучи отмечены всемирным проникновением, держали себя гордо и высокомерно с другими, их мало кто жаловал. Но в институте этому посвящалась целая академическая программа, а Эдта, у которой ещё даже не сформировался почерк, видела всё и без обучения.

Рофомм вернулся туда, где Нарла разливала вино по бокалам, не вполне готовый рассказать о том, что грозит её дочери. Нарла заговорила первой:

– По правде говоря, твоя мама должна была уже вернуться. Я надеюсь, она просто задержалась.

– Где задержалась? – спросил Рофомм, принимая бокал.

– На железной дороге, – напряжённо ответила певица. – Она была там, в патриотическом отряде. Это они взорвали тракт.

Рофомм так и не нашёлся, что ответить. Он не ждал, что его мать станет участвовать в войне, но удивиться этому не смог. Пригубив вина, он поставил бокал на заваленный барахлом столик, только и сумев выдавить:

– Я тоже надеюсь, что она просто задержалась.

Нарла устала за вечер. Она улеглась на диван, вытянув ноги.

– Иди сюда, – она похлопала рядом с собой. – Садись. Тебе два года до совершеннолетия? Я пообещала взять тебя под опеку, если что-то… Да всё хорошо будет, Лирна же неубиваемая.

Рофомм, подумав немного, уселся у неё в ногах. Стало быть, опека. Нарла улыбалась, а платье её задралось, обнажив лодыжки.

– Вы тоже. Я помню, как вас ранило, – он провёл рукой по её лодыжке, – вот сюда. Мне было очень жаль вашей ноги, я боялся, что вас ранило в кость и нога больше не будет такой стройной.

– Нет, – проговорила Нарла, голос у неё сделался вибрирующим, как когда она пела. – Пуля попала в мясо. Были, конечно, проблемы, но я быстро восстановилась. – Она поднялась на локте и другой рукой пригладила волосы юноши. – Ты уже такой взрослый, Рофомм. Почти мужчина.

Он отнял её руку от своих кудрей и поднёс к губам. Завтра и здесь будет много мёртвых людей, и он всю ночь провёл, стараясь это забыть.

* * *

– Сколько ей было? – осведомился Дитр.

– Тридцать два.

– А тебе, стало быть, четырнадцать. Прибить бы за такое, – он поморщился, а Ребус пожал плечами. – Твоей сестре сейчас сколько? Посмотрел бы я на тебя, если бы к твоей сестре полез тридцатилетний…

– Это другое, она девочка, – рыкнул на него шеф-душевник. – Я ей от таких кинжал подарил, она с детства знает, куда колоть. У меня были пациенты… жертвы детоблудней, – его болезненно передёрнуло. – У нас девочкам дарят кинжал на первую кровь, но извращенцы, как известно, дожидаться не станут. Я не смогу всегда быть рядом, она должна сама уметь себя защитить. Она очень добрая, хорошенькая. Ты видел её?

– Видел. Похожа на тебя, только ты бледная гадина, а она – красавица. Не будь она в два раза младше, подумал бы, что вы близнецы.

– Крепкая порода, серебряная кровь.

В другом времени и в другой жизни у Рофомма Ребуса был брат – и тот его взаимно терпеть не мог. Он не был ему родственником по крови, вдруг понял Дитр. Зачали его не от Урномма Ребуса – такое часто случается в гралейских семьях, «наследственное разнообразие», как они это называют. Здесь же его отец, до того, как первая жена забеременела непонятно от кого, развёлся с ней ради Лирны Сиросы. Здесь же и сейчас доктор Рофомм Ребус имел любимую сестру, которая была так похожа на него и на их отца.

* * *

Наутро он обнаружил, что в захламлённой квартире что-то изменилось – в частности, пропала Нарла, которая увела дочь в образовательную детскую группу, а также расчистился один из столиков, и там стояла холодная бодрящая настойка и скудный завтрак из зачерствелого хлеба и томатного варенья. К завтраку прилагалась записка. Чтобы добраться до столика, Рофомму пришлось надеть ботинки, потому что расчистила поверхность Нарла весьма условно, просто свалив всё на пол. Стараясь не наступать на медные брошки с поломанными булавками, погнутые перьевые наконечники, дырявые веера и пустые конверты, которые она зачем-то хранила, юноша прокрался к столику. Конечно же, ему впервые дама оставляла наутро записку, потому что ранее дам у него не было, но он думал, что даже Нарла могла бы составить её чуть красноречивей.

«Преятного апетита, доброго утра, преходи вечером с другом, будут офицеры – ему понравиться. Ушла с Эдтой, затим на рботу, готовим потр. вечер. Нарла», – сообщила ему записка его первой дамы. Рофомм с трудом смог понять, что она имела в виду «патриотический вечер», Нарла была необразованной. Она работала с десяти лет, а в пятнадцать сбежала из Гога в столицу, где после года мыканий, к своему счастью, нашла Скорпиона. Пожёвывая на ходу хлеб, он отдал ключи привратнику и пошёл ловить экипаж.

Манекен снова не работал, но и продавщицы не было, и тут Рофомм вспомнил, что сегодня выходной. «Не завтра, – с жуткой сухостью во рту вдруг подумал он, – сегодня». Он не знал, говорить ли кому-нибудь, что где-то здесь, в столице, скоро окажется диверсионный отряд. Он бы выглядел глупо, рассказывая о том, что девочка, которая научилась определённому аспекту теории всемирных сил, вдруг увидела непонятно где (и не вполне точно, в столице ли вообще) много трупов. Его бы просто засмеяли, даже поверь они в то, что девочка действительно всемирно видит, – куча трупов в военный год, подумать только!

Джер был очень понятлив. Женщины его, похоже, не интересовали, но он всегда чувствовал, кто кому симпатичен. Джер сейчас был бы похож на паука, если б пауки умели ухмыляться.