– Что ты видишь?

Я отвела глаза от жуткой картины.

– Деревья похожи на…

– …людей?

– Но ведь…

– Это они и есть, – закончил Амар. – Это сумеречная роща, место, где границы между мирами стираются.

– Но что стряслось со всеми этими людьми? – спросила я, глядя на деревья с еще большим ужасом.

– Они застряли в Иномирье.

– Их освободили?

– В каком-то смысле. Но к тому моменту они уже стали другими, а потому не могли вернуться к прежней жизни.

Я наблюдала, как мальчик срывает цветы для матери.

– Так зачем мы здесь? Ясно же, что женщина не должна покидать свое дитя.

Я стиснула зубы, думая о маме, которую не знала, но всегда хотела узнать. Рука невольно метнулась к шее в поисках сапфирового ожерелья – я все время забывала, что отдала его.

– Что тут обсуждать? – проворчала я.

– Сейчас покажу.

Амар протянул руку, и я, бросив еще один взгляд на мальчика, ее приняла. Едва наши ладони соприкоснулись, лес растаял, вновь сменившись тронным залом. На сей раз я была готова к головокружению и посильнее уперлась пятками в пол, чтобы не покачнуться. Амар потянул за темно-зеленую нить рядом с серебряной.

– Это нить мальчика.

Я пригляделась: на конце она распадалась, делилась на две части, и те вплетались в узоры других цветов.

– Два исхода?

– Две судьбы. Позволь показать тебе первую.

Амар вновь взял меня за руку, я моргнула, и мы вернулись в лес. Теперь мальчик был один. Сердце мое сжалось: он стоял босиком среди деревьев, плечи его безвольно поникли, глаза блестели. На щеках виднелись мокрые дорожки слез, и он стирал их тыльной стороной ладони.

– Амма? – плакал мальчик.

– Нет, – справившись с голосом, выдавила я. – Мне совсем не нравится такой исход.

Амар успокаивающе сжал мою руку:

– Не поддавайся порыву.

Выругавшись и чувствуя, как запылали щеки, я заставила себя посмотреть на бесстрастное лицо Амара, полускрытое под капюшоном. Раз уж я не видела его глаз, то только так могла показать, что не малодушна. Что выдержу любую картину, как бы ни было больно.

– Перед мальчиком два пути. Оба по-своему значительны. И оба зависят от того, когда его мать попадет в Иномирье. – Амар указал на белый флаг, развевающийся на горизонте. – Узнаешь символ?

Я присмотрелась: красный крокодил на белом фоне – знак Уджиджайнской империи.

– Да.

– Сюда явится император. Он найдет мальчика и вырастит его как родного. Мальчик станет героем своего народа, воином насколько хитроумным, настолько и сострадательным.

Пока Амар говорил, веки мои опустились. Я глубоко вдохнула и увидела все как наяву. Увидела, как мальчик тренируется, а глаза его ожесточаются в битвах. Увидела, как он взрослеет, матереет, улаживает споры между соседями, завоевывает преданность соплеменников. Увидела, как он каждую ночь поднимает к луне прекрасное грустное лицо. Утрата матери так и не забылась, помогая ему идти по жизни с добротой и любовью.

Видения ускорились. Я наблюдала за повзрослевшим мальчиком, слушала, как он неустанно убеждает свою страну выбрать мир вместо войны. Но все это время война не прекращалась.

В империи копились тела, и сердце мое разрывалось на части. Страдали не только уджиджайнцы. На павших солдатах я узнавала герб Бхараты – лев и орел, оба с закрытыми глазами. Ценой этого медленного примирения стала гибель моего народа. И только когда мальчик лежал на смертном одре, сжимая простыни бледными морщинистыми руками, расколотая империя обрела мир и исцелилась. Я смотрела, как тает его последняя улыбка, но взгляд все так же полнился надеждой, а потом видение исчезло.

Когда я открыла глаза, щеки мои были мокрыми от слез.

– То, что я видела, реально?

– И да, и нет, – нежно произнес Амар. – Это судьба, зависшая в эфире, лишь возможность и в то же время уже пройденный путь.

– И такой исход… – Я запнулась, вспоминая людей со знаменем моего отца, разбросанных по полям сражений. – …Мир… возможен, только если мать мальчика попадет в Иномирье?

– Не если, а когда.

– Когда? – эхом повторила я.

Амар поднял мою руку и быстро крутанул меня на месте. Я моргнула, и перед нами раскинулся совсем другой пейзаж – разрушенная до основания деревня. Я узнала местность, сто раз видела ее в фолиантах дворцовых архивов. То была часть бхаратских земель. Вдоль всего горизонта полыхали несдерживаемые пожары; я попыталась зажать нос, но и это не спасало от смрада войны. Привлеченная резким звуком, я повернулась и увидела все того же повзрослевшего мальчика: с немыслимой скоростью он гнал лошадь по горящей земле, сплачивал выживших крестьян и вонзал уджиджайнский флаг в обугленную почву.

Картинки замелькали быстрее. Бхараты больше не было. Балюстрады ее снесли молотами, древние памятники уволокли. Как будто и не существовало никогда королевства моего отца. Все вокруг поглотили повзрослевший мальчик и полыхающая война. И все же… даже когда наследие моего отца сровняли с землей, я кое-что заметила: отсутствие тел.

Не было здесь сотен мертвецов из предыдущего видения. Они выжили. Живот скрутило от отвращения. Я видела оба варианта, но разве это выбор? С какой стороны ни глянь – это приговор. И расплачиваться за все придется Бхарате.

– Вторая судьба мальчика – стать наемником. Он не попадет на воспитание к императору и должен будет бороться за выживание. Но мир, с таким трудом достигнутый в другой его жизни, в этом варианте дастся гораздо легче.

Закрыв глаза, я просмотрела и эту версию жизни мальчика. Вместо слов он решил объединить империю войной. И добился мира, но очень хрупкого, рожденного в крови, ценой наследия целой страны.

– А его мать?

– Она попадет в Иномирье на год позже.

– Почему нет варианта, где она вообще туда не попадает?

– Иные повороты судьбы никто не может изменить, – устало промолвил Амар. – Наше царство наделено великой силой, но некоторые жизни предопределены. Мы можем лишь управлять кусочками, в коих нет однозначности. К счастью, судьба почти всегда оставляет пространство для маневра.

Пламя, объявшее деревню, почти обжигало лицо, и я отвернулась.

– Уведи меня отсюда, – попросила хрипло.

Горло сдавило. Вот что значит стеречь границу между мирами. Жестокая обязанность. Мне на глаза опустился плащ Амара. Я глубоко вздохнула, позволив темному шелку лишить меня зрения.

А когда открыла глаза, мы уже стояли в тронном зале. Амар медленно убрал плащ, коснувшись пальцами кожи так легко, что, вероятно, даже ненамеренно. От знакомого тепла желудок перевернулся, и я отступила.