Рядом дремал гобелен. И несмотря на прекраснейшие картины неба, моря и земли, взгляд мой так и тянулся к рваному шву, напоминающему рану.

– Как это произошло? – спросила я, указывая на него.

Амар долго молчал, отказываясь даже посмотреть в ту сторону, но наконец сдался:

– Порой значительное травмирующее событие в мире может оставить шрам. Надеюсь, больше такого не случится. – Голос его был напряжен и тих, как будто гобелен и вправду спал, и Амар не мог вынести даже мысли о том, что он пробудится. – Но хватит об этом. У мальчика должна остаться только одна нить, и лишь тебе решать, какая.

– Попадая в Иномирье, его мать умирает?

Я представила, как Дхармараджа, повелитель закона в загробном мире, подлетает к матери мальчика на коне, размахивая арканом, хватает ее душу и утаскивает в свое мрачное царство, где ей предстоит дожидаться реинкарнации.

Губы Амара сжались в тонкую линию.

– Никто не умирает. Смерть – это просто другое состояние жизни.

– Как зовут мальчика?

– Почему ты спрашиваешь?

– А почему не должна? У каждой нити свой цвет, и каждый цвет принадлежит кому-то. Если я вынуждена принять такое решение, то не хочу, чтобы на моей совести был безымянный мальчик.

– Не проще ли оставить жертву безликой?

Я вздрогнула:

– Он не жертва.

– Как еще назвать того, кто угодил под влияние судьбы?

– Человек, – с горечью ответила я.

– А как же чувство вины? Зачем навлекать на себя страдания?

– Вина учит нас ответственности.

Амар улыбнулась, и я почувствовала, что прошла какую-то проверку.

– Его зовут Викрам.

Я мысленно повторила имя.

– Не обязательно принимать решение прямо сейчас. К такому нужно привыкнуть. Но если настанет час и ты не сможешь…

– Нет, – поспешно выпалила я.

Разве не этого я желала всю свою жизнь – шанса доказать, что достойна власти? Теперь не время отступать.

– Я смогу.

– Я никогда в тебе не сомневался.

Мой гнев утих.

– Вчера я сказал, что буду испытывать тебя. – Амар развел руками. – Считай это нашим первым уроком.

Он прошагал в центр зала и провел ладонью над мраморной плиткой. Воздух вокруг него замерцал. Комната наполнилась чарами. Пол задрожал, и в следующий миг ввысь выстрелил темный столб с нежным мраморным бутоном на вершине, похожим на нераспустившийся цветок. Амар уперся в него рукой, выжидающе постукивая по камню пальцами.

– Править Акараном странная задача. Во многом это напоминает развенчивание иллюзий. Нужно определить, что из увиденного мираж, и отделить реальность от ее последствий. Скажи, моя королева, ты готова поиграть с судьбой?

Свет в комнате потускнел так, что мерцающие нити гобелена едва ли не воссияли.

– Без этого никак? – спросила я, обведя рукой полумрак.

– Здесь ты научишься ценить тени. Лучше привыкай к этому сейчас. Темнота – это не просто отсутствие света. Думай о ней как о пространстве для твоих мыслей.

– Мои мысли предпочитают пространство, залитое солнцем.

– Тогда твои мысли нуждаются в воспитании. Позволь их просветить.

Амар ударил ладонью по каменному цветку. Задрожав, мраморные лепестки раскрылись. В центре притаилась мраморная птица. Амар стукнул костяшками по птице, и она встрепенулась, покачнула мраморными крыльями и, повернув голову, уставилась на меня. Когти ее обвивала крошечная цепь, прижимая лапки к плите.

– Как ты… – начала я, протягивая к ожившему чуду палец, как вдруг ощутила в другой руке внезапную тяжесть.

Опустив взгляд, я увидела в своей ладони длинный меч. Тело сковало холодом.

– Ну же, – скучающим тоном протянул Амар, кивая на каменную птицу. – Это лишь мраморная иллюзия. Используй меч.

– И что с ним делать?

– А для чего, по-твоему, нужны мечи? – сухо спросил он.

Взгляд заметался между птицей и оружием. Слова Амара звучали как приговор. Несмотря на каменную суть птицы, происходящее казалось жутко неправильным. Она ведь выглядела такой живой.

– Что на сей раз проверяешь?

– Скоро узнаем. Теперь же поступай, как пожелаешь. – Амар распростер руки, голос его проникал в уши зловещим урчанием. – Что случилось, моя королева? Столь неистовая речь, а теперь ты ударилась в милосердие из-за каменной птички?

Я крепче стиснула рукоять. Птица вприпрыжку расхаживала по постаменту. По венам хлынуло тепло, и, даже не чувствуя веса меча в своей руке, я подняла его над головой и опустила. Металл обрушился на камень, и к горлу подкатил комок желчи. Содрогаясь, я выронила меч. Смотреть на останки птицы не было сил, но я заставила себя взглянуть краем глаза – осколки мрамора напоминали осколки костей.

– Вот, – выдавила я. – Я прошла твое испытание.

Амар мгновение изучал меня меня, скрестив руки на груди и поджав губы.

– Нет. Ты его провалила. Ты пожертвовала невинностью.

В животе вскипала тошнота.

– Но ты сказал, что это иллюзия.

– Так и есть. – Амар поднял кусочек каменной птицы. – Всего лишь камень.

Затем щелкнул пальцами, и она вновь появилась в центре цветка – живая и невредимая. Крылья ее подрагивали, сердитый взгляд был устремлен на меня.

– Под невинностью я подразумевал не птицу, а чувство, – сказал Амар, отряхивая пыль с ладони. – Сберечь, защитить – невинное желание. А ты поддалась высокомерию компромисса.

– Высокомерию? – Лицо мое пылало. – Я показала силу. Показала, какой могу быть…

– Беспощадной и легкомысленной? – перебил Амар, обнажив зубы в лисьем оскале. – Убей, если должна. Обвяжись поясом из отрубленных голов, если хочешь. Я бы взял тебя на руки, будь ты хоть в крови, хоть в рубинах… но думай, прежде чем делать. Импульсивность крайне опасна.

– Ты не оставил мне выбора…

– Я лишь велел использовать меч. Это ты решила, будто есть только один вариант.

– Когда я уточнила, что мне с ним делать, ты… ты спросил, для чего, по-моему, нужны мечи, – тихо закончила я.

Он не давал конкретных указаний.

Амар поднял оружие с пола и направил клинок на мрамор:

– Мечом можно также и освобождать. Ты могла перерубить цепь вокруг птичьей лапки и отпустить ее. Да, как орудие убийства он тоже годится, но ведь не обязательно убивать птицу. Разве не милосерднее было бы направить меч против угнетателя?

– То есть заколоть тебя?