Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я тебе говорил, мне твои приборчики не нужны такие. Без начинки в них толку нет.
– У меня другое.
– Что?
Ван Цзюнь протянул ему очки, и глаза ганкстера расширились.
– Где ты это взял?
– Нашел.
– Дай посмотреть.
Ван Цзюнь неохотно выпустил очки из рук. Трехпалый их надел, потом снял и бросил обратно Ван Цзюню.
– Дам тебе за них двадцатку.
И повернулся начать новую игру.
– Хочу сто.
– Мэй мэ‑эр .
Сказано было на пекинском сленге – не пойдет.
Он начал игру. Солдат сидел на равнине, над ним поднимались снежные пики. Он бросился вперед, по низкой траве, к хижине, обтянутый кожей попавших сюда ранее китайских солдат.
– Не входи в хижину, – сказал Ван Цзюнь.
– Знаю.
– Согласен на пятьдесят.
Трехпалый фыркнул. Его солдат заметил приближающихся всадников и спрятался за хижину.
– Дам двадцать.
– Может, Две Фасолины больше даст, – сказал Ван Цзюнь.
– Даю тридцатку. Пойди проверь, даст ли тебе столько Две Фасолины.
Солдат подождал, пока всадники собьются в кучку, и пустил ракету им в середину. Игровой аппарат загремел взрывом.
– У тебя есть они?
Трехпалый отвернулся от игры, и солдат тут же погиб, потому что из хижины вырвался выведенный биоинженерным способом человек‑як. Не обращая внимания на вопли солдата, Трехпалый отсчитал деньги. Ван Цзюнь оставил его играть дальше и отметил продажу, найдя тихий уголок моста через Бин Цзян и устроившись там подремать на изнуряющей дневной жаре.
Проснулся он вечером, голодный. Ощутил тяжесть монет в кармане и подумал о возможностях, открываемых богатством. Среди монет пальцы нащупали непривычные контуры датакуба. Он чуть не забыл, откуда взялись деньги. Держа кубик, он вспомнил тибетца, хунаньца и свое поручение. Подумал, что надо бы найти тибетца и вернуть ему куб, но в самой глубине души было сомнение, что он найдет сегодня продавца тигриных костей. А в животе урчало. Бросил кубик обратно в карман, поиграл монетами, лежащими там же. Сегодня у него есть деньги. И он хорошо поест.
– Мапо дофу сколько?
Повар глянул на него, помешивая суп в широком воке, слушая, как он булькает.
– Дорого, малыш Ван. Давай иди, попрошайничай в другом месте. Не беспокой мне клиентов.
– Шушу , у меня деньги есть. – Ван показал монеты. – И я голоден.
Повар засмеялся:
– Сяо Ван разбогател! Ладно, малыш Ван, скажи мне, чего бы ты хотел.
– Мапо дофу , свинину юй сян , два ляна риса и пиво «Ву Син», – последовал поспешный заказ.
– Ну и желудок у малыша Вана! Куда ты всю эту еду засунешь, хотел бы я знать? – Ван Цзюнь посмотрел сердито, и повар сказал: – Иди садись. Будет тебе твой пир.
Ван Цзюнь пошел и сел за низкий столик, глядя, как ревет огонь, а повар бросает стручки чили в вок. Пришлось вытереть рот, чтобы не пустить слюну на запах еды. Жена повара открыла для него «Пять звезд», и на его глазах налила пиво в мокрый стакан. Дневная жара спадала. По брезентовой крыше уличного ресторана застучал дождь. Ван Цзюнь пил пиво и смотрел на других клиентов, отмечая, какую еду они едят и в какой компании. Раньше он мог бы пристать к таким людям, выклянчивая денег, но не сегодня. Сегодня он король, богач, человек с деньгами в кармане.
Его мысли были прерваны приходом иностранца. Широкоплечий мужчина с длинными белыми волосами, убранными сзади в конский хвост. Кожа у него была бледная, на руках – белые перчатки. Он вошел под навес ресторана, огляделся синими глазами, рассматривая обедающих. Увидев скрюченную фигурку Ван Цзюня, улыбнулся, подошел, сел на табурет напротив и сказал на мандаринском, с акцентом.
– Ты – малыш Ван. У тебя для меня кое‑что есть.
Ван Цзюнь уставился на этого человека, а потом, набравшись храбрости в присутствии и от внимания других китайцев, сказал:
– Кэ нен . – Может быть.
Иностранец нахмурился, потом наклонился через стол, но их прервала жена повара, поставив перед Ван Цзюнем мапо дофу и тут же – свинину. Пошла, зачерпнула дымящуюся чашку риса шире руки Ван Цзюня и поставила перед ним. Ван Цзюнь взял палочки и начал заталкивать еду в рот, разглядывая иностранца. Глаза слезились от остроты дофу, во рту покалывало знакомое онемение от молотых перечных зерен.
Жена повара спросила, будет ли иностранец есть с ним, и Ван Цзюнь глянул на него. Ощупал деньги в карманах. Рот горел пламенем. Ван Цзюнь оценил габариты иностранца и мрачно согласился, почти наяву ощущая, как испаряется его богатство. Они говорили на Чэнду хуа, городском диалекте, и иностранец не понимал сказанного. Жена повара зачерпнула другую плошку риса, поставила перед иностранцем, положила пару палочек. Иностранец взглянул на горку риса и снова на Ван Цзюня. Покачав головой, он сказал:
– У тебя кое‑что для меня есть. Дай сюда.
Ван Цзюнь был уязвлен невниманием иностранца к предложенной еде. И сказал недовольным тоном:
– С чего это я должен тебе что‑то отдать?
Бледный белый нахмурился, синие глаза стали холодными и злыми.
– Тебе разве тибетец не говорил передать мне кое‑что?
Он протянул руку в белой перчатке.
Ван Цзюнь пожал плечами:
– Ты на мост не пришел. С чего я тебе сейчас буду отдавать?
– Он с тобой?
Ван Цзюнь насторожился:
– Нет.
– А где?
– Выбросил.
Человек протянул через столик руку, сгреб Ван Цзюня за рваный ворот. Подтащил поближе.
– Отдавай сейчас же. Ты просто ребенок, я могу его у тебя отобрать, если сам не отдашь. Тебе сегодня не победить, маленький Ван. Не надо меня испытывать.
Ван вытаращился на иностранца, увидел у него в нагрудном кармане серебристый блеск. Повинуясь порыву, он потянулся к этому блеску и вытащил, держа между собой и иностранцем. За соседними столами ахнули. У Ван Цзюня затряслась рука, разжалась безвольно, и отрезанный палец тибетца с бирюзовым кольцом черненого серебра выскользнул из руки и упал в свинину.
Иностранец безразлично улыбнулся отстраненной улыбкой.
– Дай сюда датакуб, пока я и у тебя сувенир на память не взял.
Ван кивнул и медленно полез в карман. Глаза иностранца следили за погружающейся в карман рукой.
Свободная рука Ван Цзюня отчаянно метнулась к столу, захватила горсть обжигающего дофу. Не успел иностранец среагировать, как Ван залепил в эти синие глаза целую горсть варева с чили и молотым перцем. Иностранец взвыл, а Ван Цзюнь запустил острые желтые зубы в держащую его бледную руку. Иностранец бросил Ван Цзюня, отчаянно протирая горящие глаза, а из укушенной руки текла кровь.