Сашок на пару мгновений замер, а затем, опустив голову, побрел в обратную сторону. Глеб же еще раз встряхнул за плечи Пистолетца, теперь уже сильнее и резче.

– Очнись! Ты чего? Не видишь, это просто девчонка!

– А т-ты от-ткуда з-знешь?… – наконец-то смог разжать зубы лузянин. – Хв-вост же п-под вод-дой…

– Да какой там хвост! Посмотри, она же стоит! На хвосте разве устоишь долго? И глянь, она же ребенок!

– У «д-диких» т-тумантов не может быть д-детей… – чуть меньше стал трястись Пистолетец.

– Так может она и не мутантка вовсе! – начал злиться Глеб. – Смотри, она замерзла совсем! А выйти не может – нас боится. Меня, то есть…

– И что? – почти успокоился лузянин.

– А то, что я вернусь сейчас на плот, а ты уговоришь ее выйти на берег.

– Суралки не выходят на гереб! Она тут того… – Пистолетец свесил на бок голову, закрыл глаза и высунул язык.

– Сам ты суралка! С двумя «эс» причем. Делай, что я тебе сказал! Иначе здесь останешься. И думай, прежде чем что-то сказать, а то она твоих словечек не поймет и еще больше напугается.

– Но ведь она не заходила в воду! – выкрикнул последний веский довод лузянин. – Она вылезла из реки!

– Или ты просто заснул и не видел, как она зашла, – прищурился Глеб. – Что намного вероятнее, не так ли?

Не дожидаясь ответа на риторический в общем-то вопрос, мутант повернулся и зашагал к плоту. Увидел, что Сашок, подняв голову, полулежит в своей лодке, упал вниз животом на лиственную подстилку и стал наблюдать за «русалкой».

Пистолетец, кряхтя и бормоча себе что-то под нос, побрел к девочке. Остановился шагах в десяти от нее и крикнул:

– Эй! Ты кто?

– А вы к-кто? – стуча зубами так же, как до этого лузянин, спросила купальщица.

– Мы – люди. А вот ты, интересно, вело… человек, или… нет?

– Я д-девочка… – ответила «русалка». – Я з-замерзла…

– Ну так и выходи! Я тебя не съем.

– А т-ты не к-каратель? Т-ты меня не убьешь?…

– Да какой я каратель?! – обиделся Пистолетец. – Вот, смотри! – поднял он обе «нестандартные» ладони. – И рдузей… друзей, то есть, моих ты видела? Бывают такие каратели?…

Девочка замотала головой. Потом пропищала:

– От-твернись!..

– Это еще зачем?

– Я с-стесняюсь… Я г-голенькая…

– А!.. – хлопнул себя по лбу Пистолетец и отвернулся.

Глеб же отворачиваться не стал. Не из-за каких-то постыдных соображений, а чтобы окончательно убедиться: перед ними обычный человеческий ребенок. Ну, пусть не совсем обычный, с какими-нибудь мутациями, но уж точно без рыбьего хвоста.

Но когда девочка ушла с глубины и над водой показались ее худенькие ягодички, Глеб едва не вскрикнул. У «русалки» был хвост!.. Правда, не рыбий, и совсем маленький, с ладонь, не больше, но все-таки был…

Девочка скрылась в кустах, и вскоре вышла оттуда уже одетой. Правда, назвать одеждой напяленный на тощее детское тельце грубый, грязный мешок с прорезями для головы и для рук было не совсем корректно, но все-таки…

Глеб стал прикидывать, сколько лет может быть этому «хвостатому чуду». Он бы дал ей не больше десяти. Но, учитывая чрезмерную худобу, реальный возраст девочки мог оказаться на два, а то и на три года больше. Однако в любом случае это был ребенок! А иметь детей, как верно заметил Пистолетец, «дикие» мутанты не имели права. Так в чем же тут дело?…

Между тем девочка нерешительно приблизилась к Пистолетцу. Остановилась шагах в пяти от него и спросила, покосившись в сторону плота:

– А пошто он такой страшный-то шибко?

– Кто, Глеб? Ну-уу… не знаю. Он же тум… мутант. Я вот – немножко, – вновь поднял лузянин ладони, – а он – больше чуток. Или ты не знаешь, кто такие мутанты?… – подозрительно прищурился Пистолетец. – Сама-то, вроде, не из наших… Откуда ты такая звялась?… То есть, взялась, а?

– Я тоже мутант, – потупилась и покраснела девочка. – Только не видно… под этим, – встряхнула она свое «платье».

– А ну, покажи!

– Нет! – отступила на пару шагов «русалка».

– Ну, ладно… – смутился Пистолетец. – Это я… так. Тогда скажи: что ты делала в реке и вообще – почему ты здесь?

– Сперва ты скажи, откель вы и что тутока делаете?

Лузянин, ища поддержки, обернулся к плоту. Глеб кивнул: рассказывай.

– Мы из разных мест, – не стал вдаваться в подробности лузянин. – Это нежав… неважно. Важно, что мы все мутанты. А здесь мы сейчас помоту, что плывем в Устюг. Дела у нас там…

– Возьмите меня с собой! – умоляюще вытянула руки девочка.

– Нет, это очень опасно, – помотал головой Пистолетец. – Нас там могут убить.

– А тутока меня точно убьют!

– Почему?

– Ты же сам говорил… Нельзя мутантам детей. А я дите и есть. Приплывут те, плохие, – и убьют.

– Не убили же до сих пор!

– Так меня мамка с папкой в голбце[7]да на повети прятали… А потом папка утоп, а опосля мамка застудилась да померла. Одной мне никак… – начала всхлипывать девочка.

– Ну… – замахал руками растерявшийся Пистолетец. Все слова разом вылетели у него из головы, и он не нашел ничего лучшего, чем спросить: – А здесь-то ты как?…

– Я ночью в огород выползла – моркошки потаскать. Глядь – огонек у реки мыргает. Я и смекнула: а ну кто в город плывет? В Устюге-то, мамка сказывала, такие, как мы, шибко дородно[8]живут… Я и пошла сюды. Где бегом, а где ползком… Угваздалась[9]вся. В кусты забралась, вас послушала… Не сразумела только ничо, да и уснула быстро. А светать стало – я помыться в реке схотела – шибко грязная была. Тебя-то сперва не узрела…

– Ага, ну все ясно с тобой, – поднялся на ноги лузянин. – Тебя звать-то как?

– Нюрой.

– Вот что, Нюра. Меня Пистолетцем зовут… Ну, можешь звать просто дядей Пис… нет, дядей Толей. Пойдем, я тебя с остальными познакомлю. Тот, который… ну кого ты страшным назвала, он – дядя Глеб. А еще у нас Сашок есть. Ах, да, ты и его уже видела.

– Он тоже страшный, – шепнула Нюра. – У него лицо не баское…

– Зато души у нас у всех бодр… добрые, – сказал Пистолетец. – Пойдем, вместе будем решать, что с тобой делать.

Девочка сначала боялась слишком близко подходить к двум новым знакомым, но быстро освоилась. Даже потрогала на руке у Глеба шерсть – мягкая ли? А потом осмелела настолько, что попросила покушать.