Она вдруг рухнула на колени и распласталась, прижавшись к ногам Марка.

— Я вас никуда не отпущу! Вы моя последняя надежда! Умоляю, миленький мой, хороший, не уезжайте! Не дайте погибнуть ребенку, Христом-богом прошу! — истерически кричала она, и люди, шедшие мимо, останавливались. Они с недоумением и интересом разглядывали развернувшуюся перед ними сцену, строя догадки и предположения.

— Альбина Витальевна, встаньте, — смутился Марк, пытаясь освободиться. — Мне кажется, вы преувеличиваете мои возможности, я не всемогущий маг.

Он наклонился и поднял женщину на ноги. Та безвольно обвисла на его руках, а потом вдруг вцепилась в лацканы плаща, с мольбой глядя в лицо.

— Это так и есть — вы единственный, — жарко зашептала Альбина Витальевна в лицо Марку. — Из тех, кого я знаю, никто не сможет нам помочь. На местных у меня надежды нет: те, кто не откажутся и возьмутся за дело, будут только брать деньги и ничего не предпринимать для спасения моего сына.

— Почему вы в этом так уверены?

— Я знаю. Все боятся. А наш мальчик невиновен, понимаете? Я готова вам заплатить столько, что вы сможете жить здесь и заниматься только этим делом. Вам не нужно будет летать из Сочи в Москву.

Альбина Витальевна быстро написала на бумажке цифру и показала Марку.

— И это независимо от результата, — добавила она. — А в случае положительного решения дела сумма будет удвоена.

— Да, достойный гонорар, — сказал Марк, впечатленный цифрой.

— Вы согласны?

— Нет.

Молчание.

— Простите меня… и за эту сцену, и за эмоции… Будь у вас дети, вы бы меня поняли…

* * *

В самолете Марк старательно пытался отвлечься — успокоить свою мучающуюся совесть. Но лицо Альбины так и стояло у него перед глазами. Измученное, с впалыми щеками и болезненным блеском темных глаз. Он читал журнал, разгадывал кроссворд, заговаривал с соседями, но тщетно. Отвлечься не получалось. После того как все это ему надоело, Марк откинулся на спинку кресла и постарался уснуть. Сначала ему никак это не удавалось. Он с тоской подумал, что так и будет лежать с закрытыми глазами, делая вид, что спит. Но потом светлые пятна, мельтешившие перед глазами, сплелись в один большой шар и превратились в лицо его бабушки.

— Маркуша, Севочка, идите домой! — Она вытирает руки о передник, и доброе лицо ее расплывается в улыбке. Мальчики смеясь, бегут наперегонки. — Сегодня у вас день рождения, — говорит она, едва они усаживаются за стол, — вам обоим исполнилось по семь лет, и я в честь этого испекла пирог.

Мальчики, урча от удовольствия, погружают крепкие зубы в ароматную выпечку с кроваво-красными пятнами вишни. Это — любимое блюдо Марка. Оно так и осталось любимым на всю жизнь.

Марк и Всеволод — двоюродные братья. По какой-то странной иронии судьбы им повезло родиться в один год и в один день. Они росли вместе — все лето на даче с бабушкой, остальное время — пропадая друг у друга дома. Сергей, отец Марка, приходился старшим братом Севиному отцу, Якову.

Кадровый военный, Яков женился рано, едва окончив училище. Аннушка — хрупкая и нежная, не приспособленная к физическому труду, — мало годилась для роли его жены. Нет, она не плакалась, не ныла. Она мужественно переносила все тяготы переездов и скуку гарнизонной жизни. Но депрессия все чаще и чаще охватывала ее.

Когда Севочке исполнилось четыре года, Анна заболела воспалением легких и через три недели умерла. Яков так и не сумел оправиться от потери, стал равнодушен к собственной жизни. И, совершенно не склонный к неоправданному риску до того, теперь он старался всегда быть там, где опасность. Где сложнее всего.

Севочке исполнилось пять, когда его бабушке, матери Сергея и Якова, сообщили о гибели сына. Так Всеволод стал круглым сиротой.

В школу мальчики пошли вместе, в один класс. Фамилии одинаковые, родились в один день, внешне — почти неотличимы. Они и говорили всем, что близнецы. Вместе пошли служить в армию, попали в одну часть внутренних войск. Но если для прагматичного Марка это была скучная повинность, которую надо поскорее отбыть и забыть о ней, то для Всеволода все было очень серьезно: он мечтал о карьере военного с детства.

Беглые преступники скрывались в хижине лесника. В тот момент, когда всю роту отправили на их поиски, никто этого не знал. Марк шел первым, Всеволод следом. Метрах в десяти от хижины Марк нагнулся отцепить репьи, а Сева прошел вперед… Марк потом снова и снова в кошмарах видел, как Сева открывает дверь — и падает прошитый пулеметной очередью. Марк тогда обернулся и, как в замедленной съемке, увидел, как падает на землю брат. Его не спас даже бронежилет: пули попали в лицо и шею. Сева умер у Марка на руках, до конца не понимая, что уходит.

А Марк с тех пор перестал спокойно спать. Сейчас, по прошествии десяти лет, боль утраты притупилась. Но все равно время от времени ему снилось, как Сева открывает дверь лесной сторожки и падает, прошитый пулями. Марку так хотелось изменить реальность, что во сне он успевал оттолкнуть Севу или прикрыть своим телом. Но брат исчезал, а Марк просыпался в холодном поту…

Марк застонал и бессвязно пробормотал во сне:

— Сева, не уходи… — Его лицо болезненно исказилось, лоб покрылся бисеринками пота, дыхание стало частым и прерывистым. — Я отомщу…

— Марк, открой глаза! — испуганно встряхнула его за плечо Дина. — Проснись!

— Я что, спал, — он недоуменно заозирался, сонно хлопая глазами.

— Тебе опять Сева снился, да?

Марк кивнул.

— Как думаешь, это когда-нибудь закончится? Видеть во сне его смерть, мучительно пытаться что-либо изменить и каждый раз терпеть фиаско. Это просто пытка какая-то…

— Марк, ты ни в чем не виноват, понимаешь? Ты не можешь себя простить, оттого и кошмары. У каждого человека своя судьба, и ты не бог, чтобы ее поменять.

— Я должен был быть рядом, — упрямо сказал Марк.

— Ты и был рядом, и что? Что ты мог сделать? Вас просто убили бы обоих, и твоя бабушка потеряла сразу двух внуков. Когда-нибудь тебе станет легче. Может, когда ты найдешь в себе силы простить себя. Смотри, что я вычитала, — резко сменила тему Дина.

Она собралась читать, но Марк быстро взглянул на обложку:

— «Аномальные зоны России»? Дина, ну какие еще зоны?! Не хочу забивать себе голову этими глупостями.

— Марик, пять секунд. Разрешаю слушать тебе вполуха.

— Ладно, но ни секундой больше!

— Хорошо. Помнишь, нам экскурсовод о Мзымтинском кладе рассказывала?

— Угу.

— Так вот послушай, что здесь написано: «Информация о находках „черного“ археолога всплыла случайно. Андрей Чамкин стал искать покупателя на античную серебряную чашу, и по городу поползли слухи. Поскольку Сочи — город маленький, они вскоре дошли до директора Государственного музея Петра Хрисанова. Убедившись в обоснованности слухов, он обратился в правоохранительные органы. Вскоре житель села Казачий Брод, которому так неслыханно „повезло“, был установлен. У него были изъяты двадцать два ценных предмета, а благодаря усилиям музейных работников, проводивших розыски параллельно, найдены еще четыре. Так число предметов ценного клада было доведено до двадцати шести. Позже ученые убедились, что все это — действительно один клад, и спрятан он был около двух тысяч лет назад».