— Мне моей сегодняшней известности вполне хватает. Нельзя объять необъятное.

— Хорошего много не бывает.

— Ты заблуждаешься. Тебя просто никогда не кормили манной кашей насильно. Ну да ладно. Лучше расскажи мне, с чего это ты вдруг воспылала такой неистовой любовью к совершенно незнакомым людям?

Дина пожала плечами.

— Не могу знать. Просто вдруг стало как-то жалко их. Да они мне еще и столько ужасов рассказали…

— Знаешь, сколько вокруг бродячих кошек и собак? И всем хочется помочь…

— Сравнил тоже!

— Мне в детстве очень хотелось всех утешить и пристроить. Домой то и дело приносил бездомных животных — котят, щенков… Мама была категорически против, а я все тащил и тащил. А потом она как-то раз взяла да и объяснила, что дать всем кров и корм абсолютно невозможно. «Всех ты все равно не спасешь, — сказала она, — а вот свою жизнь легко превратишь в ад».

Дина скептически скривилась:

— Не хочу спорить с твоей мамой, но все-таки сравнение не совсем корректное. Человек — это не зверь. И тебе никого в дом брать не надо.

— В данной ситуации все еще хуже, — убежденно сказал Марк. — Человек — существо опасное. Он умеет красиво врать. Особенно когда это касается собственной шкуры. Так что порой берешься за дело в уверенности, что знаешь все о своем подзащитном, а спустя время обнаруживаешь одну неприятную вещь: тебе нагло врут. И упускают тем самым шанс оказаться на свободе или, по крайней мере, получить максимально малый срок заключения.

— Марк, неужели тебе совсем не жалко парня? Ты же можешь хотя бы попытаться что-то сделать?!

Марк встал и, открыв шкаф, достал оттуда костюм.

— Одевайся. Нас сегодня пригласили в гости. Форма одежды — праздничная.

— Ты не ответил мне.

— Дина, да ты хоть чуть-чуть понимаешь, во что сейчас пытаешься меня впутать?

— Ты мне все объяснил.

— Да, но, похоже, до тебя ничего не дошло. Поверь мне, в деле этого мальчика уже все решено. А это значит, что предстоящая судебная процедура — не более чем скучный ритуал, в котором все стороны заранее знают, чем «дело» кончится. И все нынешнее и предстоящее следствие — это неподвижно летящая стрела, которая в каждую секунду времени умудряется двигаться, одновременно не перемещаясь ни на йоту!

Марк вышел, хлопнув дверью.

Посидев немного в унылых раздумьях, Дина встала и достала из шкафа одежду. Настроение было отвратительным, одеваться не хотелось и куда-либо ехать — тоже. От мысли, что она подарила людям ложную надежду, ей хотелось провалиться сквозь землю.

— Бред какой-то, — зло буркнула она, — не могу поверить, что совсем ничего нельзя сделать.

Дина выбрала из кучи одежды темно-серое платье и жемчужного цвета жакет. Надев, осмотрела себя в зеркале и осталась недовольна. Слишком строго, слишком спокойно. А ей хотелось какого-то взрыва, урагана эмоций, страстей. Быстро сбросив с себя одежду, Дина, извиваясь, натянула узкое яркокрасное платье с открытой спиной. Потом сорвала бархатную китайскую розу, распустила волосы и воткнула в них цветок.

18 октября 20.. г., «10» часов «15» минут

ЗАЯВЛЕНИЕ

Я, Зеленский М.А., возражаю против того, чтобы мои интересы на предварительном следствии осуществлял адвокат Мокрецов И.А. От услуг адвоката Горелова РМ. я не отказываюсь.

19 октября 20.. г., «14» часов «45» минут

ЗАЯВЛЕНИЕ

Я, Зеленский М.А., не возражаю против проведения следственных действий со мной в присутствии одного адвоката Мокрецова И.А.

— Все, от балласта в виде адвоката Горелова мы избавились, теперь можно выезжать на место преступления. Машина пришла?

Артур сладко потянулся, хрустнув костями.

— Еще нет, — лениво ответил сержант.

— Как — нет? Бегом! Иди, поторопи их. Пока туда-сюда, глядишь, и стемнеет. Мы что, как кроты там, в горах, ползать будем?!

Карпенко сорвался с места и побежал во двор.

— А адвокат-то жаловаться не будет? Он грозился. Говорил, что успел уже на нас какую-то инфу накопать, — обеспокоенно сказал Мальков.

— Будет жаловаться — успокоим. Не боись, на всякую хитрую жабу есть цапля с ружьем, — Артур захохотал.

Мальков поддержал его тонким хихиканьем.

Погода, к счастью, стояла отличная. Пойди сейчас дождь, и дачу показаний подозреваемым на месте преступления пришлось бы переносить на другой день. А то и на два-три: в гору ведет только узкая тропинка, и она непременно размокнет. Хорошо еще, что после недавнего дождя пару дней светило солнце и успело подсушить землю.

У форелевого хозяйства водитель остановился, и опера повели Макара к подвесному мосту. В наручниках идти по раскачивающемуся мосту было неудобно, и Макар все время боялся упасть. Один из полицейских крепко держал его за локоть, два других страховали спереди и сзади. Конечно, это делалось вовсе не из-за страха за жизнь Макара, а из банального опасения, что подозреваемый сбежит.

Вытянувшись цепочкой, вся группа поднялась вверх, на гору.

— Понятые, готовы? — бодро спросил Артур, потирая руки.

— Готовы, — ответили понятые нестройным дуэтом. Оба мужика были одеты как-то слишком легко для середины октября, пусть и сочинского, и сейчас тряслись от холода.

— Иди сюда, — поманил Артур за собой Макара, улыбаясь. Подведя парня к самому краю, он указал рукой вниз и дружелюбно сказал: — Вот отсюда ты сбросил своего друга, Михаила Старченко. А вон там, — он махнул рукой на противоположный берег реки, — мы нашли спустя несколько дней его труп.

— А как он туда попал, по-вашему? — криво усмехнулся Макар. — Сам, своими ногами перешел?

— Поумничай еще мне! — прикрикнул на него Александров. — Бусов, приготовь камеру, сейчас Зеленский будет давать признательные показания.

Макар вспыхнул.

— А если я не буду их давать?

— Будешь, куда ж ты денешься, — заискрился счастьем Артур.

Макар в этот момент подумал, что он присутствует при комедии абсурда. И если можно было бы отключить звук, то по выражению физиономии следователя никто бы не догадался, о чем он говорит. В лице Александрова не было ни тени агрессии, он вел себя так, будто разговаривал с лучшим другом. Но за время следствия Макар успел достаточно хорошо узнать Артура: этот человек всегда носил маски. При этом, как бы он ни выглядел снаружи, внутренне он всегда оставался неизменным: жестоким циничным садистом. Иногда маска слетала с него столь резко, что Артур не успевал приспособиться. И тогда было видно истинное лицо следователя Александрова: высокомерное и злобное.