Эта же про меня сказка. Сто лет никому не нужна, солярий не посещаю. Только при этом ем, пью, работаю и сына воспитываю. И вдруг зрелый принц с симпатией и букетом. Сказка.

Ольга проглотила слезы и глубоко вздохнула. Обязательно надо чай для похудания купить, жрать вообще прекратить и начать ходить в бассейн. Таким цветам необходимо соответствовать.

Только бы не расплакаться от избытка чувств.

– О, цветы, какие чудесные розы. Откуда вы знаете, что я люблю розы?

Розы переливались и благоухали. Роскошные длинные стебли и пухлые вытянутые бутоны. Чайные, розовые и красные.

Сколько ж эдакая красотень стоит? С ума сойти. Галкина быстро перемножила количество на качество, и сердце ее заныло.

Толечка, Толюсик, Толянчик! Спасибо, благородный принц.

– Я такой, я сразу понял, что вы и роза – это одна поэма, одна стихия, – склонился в галантном поклоне Анатолий Михайлович Печкин.

Олечка Галкина в обрамлении роз смотрелась ослепительно. Щеки ее полыхали здоровым румянцем. Глаза лучились. Встревоженное и немного опасливое выражение на личике сменилось восторженным и благодарным.

– Масштабный комплимент. Я даже теряюсь, – улыбнулась Олечка.

– Вот и совершенно напрасно, мисс «Медрай». Ну что, рванем в кино или посидим где-нибудь, поговорим?

– Собственно, можно и посидеть, и поговорить. Посмотрите, как голуби смешно передвигаются. У них при ходьбе голова дергается в такт движению. Ага, схватил крошечку. – Олечка пыталась замаскировать свое волнение тонкими юннатскими наблюдениями.

– Олечка, вы чудо! Вы это знаете? – восхищенно произнес Печкин.

– До сих пор не догадывалась, – скромно, но с удовольствием заметила Галкина и немного расслабилась.

– Ого, не успел голубь схватить свою добычу. Толя, вы видели, как воробей его обскакал? – Олечка схватила Печкина за рукав и указала на птиц.

– Да, хреновато им без рук. Тяжело птичкам большим и маленьким, – с натугой острил Печкин.

Ему страшно захотелось обнять и поцеловать Олечку, вдохнуть ее запах и так и замереть, обнявшись. Но вдруг она неприятно удивится такой поспешности? Анатолий Михайлович пребывал в смятении чувств. Торопиться нельзя.

– Машина подана, леди. – Печкин учтиво подал руку Ольге, и парочка направилась к машине.

Все тело Олечки замирало. Сердце ее часто билось. Даже сидеть рядом с ним было приятно. Господи, сделай так, чтобы я ему действительно понравилась. Господи, ведь я так немного прошу, ну пожалуйста. Может же хоть раз в жизни повезти? Хотя бы раз. И еще, Господи, сделай так, чтобы это мгновение подольше продлилось. Чем дольше, тем лучше.

– Расскажите мне, Ольга, о себе, – попросил Печкин.

– Нет, сначала вы, пожалуйста. Я же почти ничего о вас не знаю.

– У меня частное сыскное агентство, много работы, а штат небольшой. Живу в Сокольниках, квартира своя, детей и жены нет. Ваша очередь.

– Как вы кратко, у вас просто талант. Я так не умею. А почему именно сыскное агентство?

– В прошлом я работал в прокуратуре. Вот отсюда и розыск. Ну а вы?

– Я буду говорить долго, нудно и с подробностями, – кокетничала Ольга.

– Отлично. Начинайте.

«О чем же рассказать? Лучше всего о Машке и Гришке. Главное – интересно. И он совет наверняка может толковый дать. Может быть, я ему и разонравлюсь не сразу. Гришкины закидоны описать и про Союз Девяти обязательно. Про формулу Вселенной, пожалуй, не стоит. Зачем человека запугивать. Обойдемся малой кровью».

Олечку мучили сомнения. Она, конечно, понимала, что хороша собой, но вся жизнь ее была в некотором роде опровержением собственной уникальной красоты. Все-таки размер ее одежды великоват для моделей, да и фигура далека от идеальных параметров. В глазах – линзы. Ослепительная, но не голливудская улыбка, неудачный брак и неудачный любовник. Тоска, заползающая по вечерам в душу. Обязательства, ответственность, усталость. И постоянная необходимость жесткой экономии в сфере финансов. Уплывающая в далекую даль молодость. Вот сколько минусов.

Зато в плюсе: жизнерадостная, сильная, самостоятельная женщина, работает, воспитывает сына, сама справляется со всеми проблемами. Но можно ли считать это заслугой?

– Ольга, почему грустите? – встревоженно обратился Печкин к Олечке.

– Да нет, я так. Задумалась. Я хотела с вами посоветоваться как с профессионалом. Вы помните Марию, мою знакомую, она подошла к нам вчера в ресторане?

– Конечно. А что с Марией?

– Это долгая история, и если вы не против, я вам ее расскажу.

– Я не против, я весь внимание, Ольга.

На кухне весело кипела кастрюля с картошкой, на сковороде шипели отбивные. Запах стоял божественный.

Томочка заканчивала возню с ужином. «Сейчас я его покормлю, и сразу после ужина надо будет обсудить вопрос об отпуске». Главное, не давить, «потихоньку-полегоньку», – вспомнила Тамара замечательный совет Тоньки.

«Ты, главное, удочку закинь, подай идею, куда поехать, на сколько, как там хорошо, а потом сделай паузу. И больше этот вопрос не обсуждай», – советовала старшая подруга младшей.

«Ну, сначала мы накормим любимого, а потом и удочку закинем», – с удовольствием решила Тома.

Ну почему, почему одним все, а другим – таким хорошим – ничего. Так хочется пожить красиво, с размахом, пока молодая. Но на пути к золоту все время возникают непреодолимые трудности.

Томочка ждала мужа и тихо мурлыкала себе под нос нечто романтическое. Когда раздался долгожданный звонок, она опрометью бросилась в прихожую открывать дверь.

– Привет, мое золотко.

Денис протянул Томочке огромнейший букет разноцветных полураспустившихся тюльпанов вперемешку с пронзительно синими гиацинтами. Цветы источали запахи весны, мимозы и травы. Это было немного странно, но очень мило.

– Какая красота! – воскликнула Томочка и прижала букет к груди.

– Но зачем, зачем ты так потратился? – лукаво улыбнулась она. – Хотя мне очень приятно.

Орлов прижал Томочку к себе и легонько ущипнул ее, бормоча что-то нечленораздельное. К ней он испытывал запутанные и сложные чувства. Диаграмма его эмоций не поддавалась расшифровке. Притяжение было слишком большим, но и желание полной мужской независимости время от времени возмущало его натуру.

Все бы хорошо. Да вот хотелось немного ослабить накал страсти, чтобы Томка даже и помыслить не посмела о том, как невыносимо он ее любит.

Любит до спазмов, до мучительного страха, до ужаса. Что будет, если в один прекрасный день она поймет, что стоит ей лишь пальцем пошевелить, как он тут же, не рассуждая, помчится выполнять все Томочкины капризы?

Что будет, если она прозреет и увидит, до какой степени глубоко, болезненно и страстно он ее любит?