Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стоило папарацци остаться позади, как Серена открыла окно, впуская в машину теплый вечерний воздух.
– Ты в порядке?
– Да, просто дышать нечем.
Садящееся солнце озаряло небо алыми лучами, а откуда-то издалека слышались возгласы и бурные аплодисменты.
– Что это?
– Адепты прекрасного солнца восхваляют ежевечернюю красоту заката на пляже, – улыбнулся Лука.
Серена невольно засмотрелась на мужские губы.
– Неплохо звучит, – выдохнула она. – Я бы тоже с удовольствием полюбовалась закатом. А где ты живешь, когда тебе не приходится ночевать в апартаментах над офисом?
– В Альто-Гавеа, это район в Тижука, к северу от озера…
– Ты там вырос?
– Нет, – Лука резко покачал головой, – вырос я в пригороде, родители никогда не одобряли близость пляжей и трущоб.
Серена задумалась.
– Ты был с ними не слишком близок?
– Нет. Они разошлись, когда нам было шесть, и мать вернулась в родную Италию.
– Ты сказал «мы». У тебя есть братья и сестры?
Лука явно не хотел отвечать, но машина еле ползла по пробкам, и он вздохнул:
– Да. Брат-близнец.
– Близнец? – удивленно переспросила Серена.
При одной мысли о двух таких гигантах у нее слегка закружилась голова.
Лука насмешливо на нее глянул.
– Мы не идентичные. После развода он вместе с матерью уехал в Италию.
– Подожди… Хочешь сказать, вас разлучили?
При одной мысли, что их со Сьеной могли разлучить в столь раннем возрасте, ей сразу же стало не по себе. Сестренка была единственным якорем в безумном мире, и если бы не она…
– Да. – Казалось, Лука полностью сосредоточен на дороге. – Родители решили, что каждый оставит себе по ребенку. Сперва мама выбрала меня, но брат расстроился, так что в итоге она забрала его.
– Но это же ужасно! А ваш отец просто стоял и смотрел?
– Ему вообще было без разницы. Главное, чтобы наследник остался, а уж который из двух – это его совершенно не заботило.
Серена отлично представляла, что такое отец-тиран, но это…
– А сейчас вы с братом близки?
Лука легонько пожал плечами:
– Не совсем. Но залог за меня внес именно он. Внес залог и заполучил лучшего адвоката, чтобы я мог вернуться из Флоренции в Рио без длительного суда и срока. А чтобы с меня сняли все обвинения, потребовалось всего лишь внести солидное пожертвование в фонд «Сохранение Флоренции», и что-то мне подсказывает, что вся эта сумма сразу же осела в карманах продажных чиновников вроде твоего отца, но не сидеть же мне было за преступление, которого я даже не совершал! Правда, некоторая тень на мне все же осталась, и теперь каждый раз, попадая в Европу, я сразу же оказываюсь под радаром спецагентств по борьбе с наркотиками.
Понимая, что оправдываться бесполезно, Серена сосредоточенно уставилась в окно. В конце концов, он прав, для него все обернулось не лучшим образом из-за одного лишь ее присутствия.
Лука наконец остановил машину у длинного здания в колониальном стиле.
Но прежде чем выходить, он повернулся и посмотрел ей прямо в глаза.
– Прошлое меня мало заботит. Я предпочитаю думать о том, что происходит прямо здесь и сейчас.
Выбравшись из машины, Лука галантно открыл для нее дверцу и под руку повел к дому, куда стекались пышно разодетые гости.
Неужели прошлое действительно можно оставить в прошлом? Или он так говорит лишь для того, чтобы затащить ее в постель, а потом уйти не моргнув и глазом и обливая все тем же презрением?
– Может, изобразишь улыбку, вместо того чтобы готовиться к пыткам? – шепнул Лука, здороваясь со знакомыми по-португальски.
Она быстро глянула на застывшую у него на губах вежливую улыбку и, радуясь, что он не может прочитать ее мысли, шепнула:
– А для меня это пытка и есть.
В синих глазах мелькнуло нечто неуловимое. Неужели удивление?
– Ладно, пусть пытка, но пара часов такой социальной пытки ничто, если в итоге в трущобах появится новая бесплатная школа с квалифицированными преподавателями.
Серена немного расслабилась.
– Так прием нацелен именно на это? Тогда ты прав.
Лука как-то странно на нее посмотрел, но тут к ним подошел официант с подносом, полным шампанского, и он взял себе один бокал. А Серена лишь покачала головой и попросила воды.
– Ты теперь совсем не пьешь? – слегка нахмурившись, поинтересовался Лука, когда официант удалился.
– Нет. Да и в любом случае вкус мне никогда не нравился. В отличие от эффекта.
– И что же это за эффект?
– Оцепенение.
На несколько секунд между ними повисла натянутая тишина, но, к счастью, вовремя вернулся предупредительный официант с бокалом воды для Серены. Вот и хорошо, что их прервали. Лука и так слишком близко подобрался к тому, что она долго и старательно пыталась забыть.
Обычно на подобных мероприятиях Лука легко и непринужденно беседовал со знакомыми на светские темы, но на этот раз ему никак не удавалось сосредоточиться на разговоре и он постоянно отвлекался на до неузнаваемости преобразившуюся Серену. И никак не мог отделаться от мысли, что ей здесь не по себе. А он-то думал, что она сразу же оживится и вообще будет чувствовать себя как рыба в воде!
А сейчас она явно внимательно прислушивалась к разговору об управлении международными благотворительными проектами. И, судя по всему, эта тема ее действительно заинтересовала.
Пока Лука краешком глаза разглядывал свою спутницу, она вдруг запрокинула голову и громко рассмеялась, привлекая всеобщее внимание. Широкая улыбка, сияющие глаза… Как же она прекрасна! Но до этой секунды ему еще ни разу доводилось видеть ее во всей красе.
Лука вдруг с необычайной ясностью осознал, через что заставил пройти эту женщину. Едва ли не силой вынудил два дня пробираться по джунглям, где ее жестоко искусали насекомые, а потом была ночевка в индейской деревне, где она без труда расположила к себе аборигенов. А ведь у него самого ушли на это годы…
Ну и рудокопы, по праву считавшиеся одними из самых жестких и суровых людей в Бразилии, которые на прощание едва ли не снимали перед ней шляпы, словно она была особой королевских кровей…
Гости как раз начали постепенно перебираться в зал для танцев, и Лука покрепче сжал руку Серены.
– Пойдем потанцуем, – предложил он, увлекая ее за собой, лишь на полпути вспомнив, что никогда не любил танцевать.
Но отступать было поздно, так что он умело прижал к себе Серену и, в очередной раз залюбовавшись точеными чертами лица, едва ли не прорычал: