Работа у снайпера такая. Она постоянно требует максимальной скрытности. Ее важнейший элемент — умение передвигаться незаметно, ползать так, чтобы сливаться с землей, становиться при этом почти что дождевым червем. По крайней мере к этому следует стремиться. Ни на груди, ни на животе при ползании ничто не должно за землю цепляться, приподнимать над ней фигуру бойца.

Поэтому значительная часть снаряжения располагается на плечах и руках снайпера. Обычно на правом плече носится большой моток крепкого шнура, который может понадобиться солдату всегда, особенно в горных условиях. Кроме того, этот моток шнура смягчает отдачу, которая у крупнокалиберных винтовок обычно бывает, говоря очень мягко, весьма серьезной. А у меня во взводе два снайпера вооружены именно такими стволами калибра двенадцать и семь десятых миллиметра.

На правом предплечье в районе бицепса, как правило, ничего не крепится, чтобы у стрелка не возникало помехи при вскидывании винтовки к плечу. На правой подмышке обычно носится нож в ножнах, закрепленный рукояткой вниз. На правом предплечье находится карман для магазинов к основному пистолету. Сам он носится в кобуре на правом бедре, на ковбойский манер. Второй пистолет, запасной, обычно расположен на левой подмышке.

Такое усиленное вооружение снайпера короткоствольным стрелковым оружием обуславливается тем, что ему чаще других солдат приходится действовать автономно, в отделении от основной группы. При внезапном появлении противника у него не всегда имеется возможность использовать винтовку. Поэтому снайпер проходит специальное обучение бою на ближней дистанции и соответственно экипируется.

Снайперов заместитель командира взвода не проверяет. Даже я делаю это не всегда, потому как знаю, что они сами заботятся о собственной безопасности. Им тоже жить хочется.

Но у старшего сержанта Ничеухина есть свой большой фронт работ перед каждым выходом.

Про остроту важного для спецназа ГРУ оружия, малых саперных лопаток, я даже спрашивать его не стал. Знал предвзятость старшего сержанта в этом вопросе.

Он сам, игнорируя, с моего, естественно, согласия, батальонного инструктора, проводил во взводе занятия по рукопашному бою с применением лопаток. Даже сам этот инструктор, весьма серьезный профессионал, соглашался с тем, что лопаткой Ничеухин владел несравнимо лучше, нежели он. У старшего сержанта в таком сложном искусстве талант, данный свыше. Никто не сможет показать правильное нанесение удара лучше, чем Ничеухин.

Поэтому заместитель командира взвода наделен мною правом спрашивать с бойцов за остроту заточки лопаток. Проверка проводится традиционная. Каждый боец бреется своей лопаткой. Если солдат не желает до крови обдирать себе щеки, горло и подбородок, то он затачивает лопатку так, что она волос на весу перерубает. Впрочем, я жалел своих бойцов, поэтому чаще всего проверял остроту лопатки на листе бумаги или на простой газете.

Одна история с острой лопаткой и с умением ею владеть стала с некоторых пор притчей во языцех. Она известна во всех подразделениях спецназа ГРУ.

Бригада наша базируется в Краснодарском крае. Поэтому избежать контакта с кубанскими казаками невозможно никак, даже при особом старании. Они там всюду, в городах и в поселках, в станицах.

Эти лихие ребята сами охотно идут на контакт со спецназом, даже просятся к нам на службу. Какой-то их атаман пытался, помнится, как-то даже с командованием бригады договориться насчет того, чтобы из молодых казаков сформировать отдельный батальон спецназа. Я тогда только-только пришел в бригаду после училища и находился еще в резерве штаба, хотя мне уже был обещан взвод. Наш командир почему-то не желал иметь никаких тесных контактов с казачьей вольницей. Он чуть поразмыслил и отослал такое вот лестное предложение в Министерство обороны. Там эта инициатива и была благополучно похоронена.

Однажды мой взвод, который я к тому времени как раз получил, был приглашен на какой-то традиционный казачий праздник. Там, среди всего прочего, кубанцы соревновались в том, кто перерубит шашкой самый толстый веник от метлы. Управиться с ним гораздо сложнее, чем с бревном. Я пробовал, знаю, о чем говорю. Тонкие ветви пружинят и гнутся.

После того как был выявлен победитель, старший сержант Ничеухин пожал плечами, словно сказал: «А что тут сложного?». Он взглядом попросил у меня разрешения и показал на свою малую саперную лопатку. Я согласно кивнул, вполне понимая его желание.

Тут, очень даже кстати, казачий старшина и сам пригласил любого желающего из моих солдат попробовать свои силы. Он, конечно же, ожидал увидеть совсем не то, что произошло вслед за этим.

Старший сержант вышел в круг, вежливо отказался от шашки, протянутой ему. Он потребовал, чтобы казаки поставили в ряд три таких веника, какой в единичном числе сумел перерубить победитель. Кубанцы подивились самоуверенности моего заместителя, тем не менее веники выставили и приготовились смеяться взахлеб. Они даже руки освободили, чтобы за животы себя подхватить.

Ничеухин примерялся недолго. Едва казаки отошли от веников, как лопатка неуловимым движением оказалась у него в руке. Два удара последовали один за другим. Потом лопатка старшего сержанта прочертила в воздухе восьмерку, лежащую на боку, и снова от плеча рубанула метлу.

Казаки рты разинули. Такого они увидеть никак не ожидали и тут же принесли здоровенную бутыль самогонки, заткнутую пробкой.

— Откупорить сумеешь? — спросил моего заместителя казачий старшина, желающий, видимо, продолжить испытания.

Он обнимал бутыль двумя руками, с нежностью, как любимую женщину, прижимал ее к себе. А лопатка была в руке Ничеухина. Старший сержант ударил без примерки и прицеливания. Он спокойно отколол горлышко вровень с пробкой, саму бутыль не повредил.

Казачий старшина тут же налил ему большую кружку самогонки. Но заместитель командира взвода категорично отказался от такого угощения. При этом он даже не посмотрел на меня и не попытался выпросить мое согласие.

Казаки поднесли кружку и мне. Я, разумеется, тоже не стал пить и отошел в сторону. Я знал, что теперь кубанцы будут предлагать самогонку моим солдатам, но откажутся все. Так и произошло. Мне даже носом потягивать, принюхиваться не пришлось. Я своим солдатам всегда доверял.

А у Ничеухина и помимо лопаток есть чем заняться. Перед выходом в рейд каждый солдат обязательно проверяется, несколько раз подпрыгивает в строю. Заместитель командира взвода стоит рядом и слушает, не брякнет ли что-то в экипировке. Некоторых он даже трясет, взяв за плечи. Это на тот случай, чтобы шум не выдал весь взвод, оказавшийся в сложном положении. Когда нам предстоит особо ответственное задание, такую вот проверку провожу я сам.

Наши отрядные вертолеты для транспортировки живой силы и десантирования не годились. Естественно, они имели фюзеляжи, где, согласно паспортным данным, могли расположиться три-четыре человека, но отнюдь не взвод. Чаще всего отсеки в фюзеляже использовались для эвакуации раненых, если, конечно, таковые у нас появлялись.