Указанного предела мозг, вероятно, достиг уже во времена Homo erectus, а это значит, что у эректусов по сравнению с человекообразными обезьянами обозначился относительно долгий период детства (незрелости), в течение которого мозг у малышей продолжал ускоренно расти. Оценки показывают, что у современного человека первый, второй и третий коренные зубы прорезываются соответственно в шесть, двенадцать и восемнадцать лет, а у эректусов это предположительно происходило раньше – в пять, девять и пятнадцать лет. Но все равно эти важные этапы – детство, юность и наступление зрелости, – размеченные моментами прорезывания коренных зубов, у эректусов более продолжительные, чем у шимпанзе, для которых соответствующие зубы прорезываются в три года, шесть и десять лет.

У человекообразных обезьян взросление обычно проходит в три этапа: это младенчество/раннее детство, которое продолжается около пяти лет, за ним следует примерно семь лет юности, переходящей во взрослую жизнь. У современных людей между младенчеством и подростковым периодом (юностью) помещается еще два этапа – детство (от трех до семи лет) и отрочество (от семи до десяти лет). В эти периоды ребенок все еще зависит от материнской поддержки и от помощи взрослых родственников, которые не только защищают и обучают подрастающее поколение, но и обеспечивают его пищей и калориями, столь необходимыми растущему и энергетически затратному мозгу. А поскольку наши дети взрослеют сравнительно медленно, то соответственно растягиваются, распределяясь более равномерно, затраты на их выращивание. Вполне вероятно, что это один из важных факторов, позволяющих родителям-сапиенсам вырастить больше детей, чем доступно человекообразным обезьянам. Наш мозг достигает взрослого объема уже к восьми годам, но, как показали недавние исследования, формирование нейронных связей продолжается на протяжении всего подросткового возраста, и именно в это время происходит социальное и культурное обучение человека. Вдобавок мы достигаем половой зрелости гораздо позже, чем человекообразные обезьяны, – между десятью и восемнадцатью годами. Неандертальцы с их крупным мозгом тоже должны были иметь продолжительное детство, хотя, как мы увидим позже, они в среднем становились взрослыми несколько раньше, чем мы. В этом нет ничего особенно неожиданного, скорее это даже естественно, потому что в большинстве своем неандертальцы умирали, не дожив до 40 лет (см. главу 6). Так или иначе, это означает, что хотя период обучения молодых неандертальцев растягивался на долгое время, но все же был короче, чем у нас, а их мозг должен был расти быстрее, достигая взрослого размера в более сжатые сроки (такими требованиями, вероятно, объясняются некоторые особенности их диеты). Имея столь же крупный мозг, как и у нас, насколько неандертальцы отличались от нас по своим интеллектуальным способностям? Это крайне интересный вопрос.

Размер мозга и головы у Homo sapiens находятся как раз на предельной отметке, когда роды практически возможны при наших параметрах родовых путей, пусть и с участием медицинской науки в трудных случаях – ее бремя в традиционных обществах ложилось на плечи повитух. Нам известно несколько душераздирающих кроманьонских захоронений женщин с новорожденными младенцами, по ним мы узнаём, как нелегко было роженицам 30 тысяч лет назад. В полевом дневнике раскопок в пещере Табун (территория бывшей Палестины) 1932 года есть записи о захоронении неандерталки, гораздо более древнем. В записях упоминается скелет эмбриона, расположенный вплотную сбоку от женского скелета. Но, к сожалению, эта загадочная находка никогда не была описана, и мы так и не знаем, что это было – ошибочное определение или же материал остатков эмбриона оказался слишком хрупким, и его не смогли вычленить из плотных пещерных осадков. Однако женский скелет удалось поднять на поверхность. Он хранится в Музее естественной истории в Лондоне, и это один из наиболее полных известных женских скелетов неандертальцев (еще есть хорошие скелеты из Сима-де-лас-Паломас в Испании, их сейчас изучают и описывают Эрик Тринкаус с коллегами).

Те, кто работал над реконструкцией черепа из Девилс-Тауэра, также изучали и тазовые кости женщины из пещеры Табун. Да, костей ее предположительного ребенка не осталось, но зато они взяли в работу тонкий скелетик новорожденного неандертальского ребенка из Мезмайской пещеры в Крыму. И при помощи КТ-технологий с блеском продемонстрировали особенности неандертальского родовспоможения. Ученые показали, что размер мозга новорожденного был около 400 см3, обычный для сегодняшнего новорожденного, но сам скелет был прочнее и массивнее. В данном случае чуть более широкий таз табунской неандерталки оказался очень кстати, это облегчало процесс родов. Однако череп новорожденного ребенка был уже по-неандертальски сформирован – узнаваемая удлиненная черепная коробка и выступающая вперед лицевая часть. Значит, роды у неандерталок проходили столь же трудно, как и у нас, включая и типичные (для человека) поворотные движения плода во время родов.

К совсем другому заключению пришли палеоантропологи Тим Уивер и Жан-Жак Юблен, изучавшие те же тазовые кости женщины из пещеры Табун и тоже с помощью КТ, но только без прямого сопоставления со строением новорожденного. У современных женщин родовой канал имеет характерную особенность: в верхней части он максимально расширен поперек, а в нижней части уширяется в передне-заднем направлении, именно из-за этого ребенок при родах меняет свое положение. Но, как обнаружили Уивер и Юблен, родовой канал неандерталки был единообразно сформирован на всем своем протяжении, следовательно, процесс родов у нее был проще, чем у нас, и не требовалось дополнительных поворотов эмбриона, и сами роды, вероятно, были безопаснее. У нас, современных Homo sapiens, таз по какой-то неведомой причине не такой широкий, как у неандертальцев и у наших африканских предшественников. Так или иначе, но сужение бедер должно было определить и новые эволюционные запросы, требующие, по всей видимости, изменений со стороны как биологической (в самом процессе родов), так и социальной (в уровне поддержки рожениц).

Как мы увидели, зубы оказываются ценным подспорьем в изучении нашей эволюции, а поскольку они в высокой степени минерализованы, то превосходно сохраняются в ископаемом состоянии. Их форма и размеры в большой степени определяются генами (так, у близнецов зубы очень похожи). И, как выяснилось, особенно удобно сравнивать ископаемых и современных людей по форме зубных коронок. Для разных сегодняшних человеческих популяций характерны свои отличительные рисунки складок на поверхности зубов, так что, например, криминалисты могут по набору нестертых зубов с хорошей точностью определить регион мира. Антрополог Кристи Тернер около двадцати лет назад предложил свой вариант эволюции современных людей, так называемый сценарий “Из Азии”, ориентируясь именно на особенности зубов. Он заметил, что усредненная морфология зубов людей современности встречается у исконных популяций Юго-Восточной Азии. Поэтому он предположил, что зубные характеристики этих популяций были наиболее близки к предковым формам, следовательно, именно в этом районе могли жить прародители H. sapiens.

Кристи, однако, не мог объяснить, почему похожи зубы у австралийских аборигенов и африканцев, а сходство это бесспорно. Поэтому мы с коллегами Тимом Комптоном и Луизой Хамфри добавили в коллекцию зубы европейцев и посмотрели, что теперь получается. Наиболее приемлемым объяснением оказалось все же африканское местожительство предков современных людей. А ученики Кристи Джоэл Айриш и Шара Бейли еще больше упрочили наши выводы, добавив к набору ископаемые зубы. Эта “зубная” наука внесла важный вклад в изучение человеческой эволюции: так, ископаемые из Атапуэрки, из пещеры Сима-де-лос-Уэсос, оказались тесно связаны с неандертальцами, а ранние современные люди из Схула и Кафзеха показали близкое сходство с африканским типом зубов.