Похоже, ничего другого и не оставалось, потому что путь к кабинетам преградила грозная вахтерша. Не драться же с ней!

— Опять ты! Обманщица! Вот я сейчас милицию вызову. — Бабулька пригрозила мне рукой. — Уходи отсюда подобру-поздорову!

— А в чем, собственно, проблема? Что это вы так переполошились? — спросила я с усмешкой.

— Как это, в чем проблема? Откуда нам известно, кто ты такая и что здесь вынюхиваешь. — Вахтерша настолько обнаглела, что толкнула меня в плечо. — Уходи!

Двери в коридоре пооткрывались, из них выглянули несколько любопытных лиц. Я решила сыграть на публику.

— Что значит вынюхиваю? Выбирайте, пожалуйста, выражения. Я занимаюсь расследованием убийства вашей сотрудницы и чувствую, что это кого-то здесь напрягает. Вы хотели милицию вызвать? У меня тоже появилось такое желание — пригласить сюда следователя…

— Пропустите ее, — сказал какой-то мужчина небольшого роста и тут же скрылся за дверью.

— Иди, раз сам Турилкин тебя зовет, — сквозь зубы процедила вахтерша и отошла в сторону. — Неприятностей теперь из-за тебя не оберешься. Шалава.

Последнее замечание было сказано так тихо, что никто, кроме меня, его не услышал, поэтому я не стала заострять на нем внимание. Любопытные взоры сотрудников провожали меня до тех пор, пока я не скрылась за дверью. Я зашла в небольшой кабинет, расположенный по соседству с тем, в котором разговаривала вчера с Костиковой. Директор уже сидел за столом и сделал мне приглашающий жест рукой, указывая на стул.

Я почему-то так и представляла себе человека, обладающего редким нынче именем Глеб, — русоволосый, с бледным (в разгар-то летнего сезона!) лицом, в узких очках без оправы, сидящих на остром носу, с маленькими усами-щеточкой над тонкими губами, а также с длинными костлявыми руками, болтающимися из-под широких коротких рукавов клетчатой рубашки.

— У нас ремонт, но в тесноте, как говорится, не в обиде, — вполне благодушно сказал Глеб Романович. — Так кто же вы на самом деле?

— Частный детектив, — ответила я, глядя в открытое окно.

Турилкин перехватил мой взгляд и тут же закрыл его, вероятно, решив, что на меня дует. На улице действительно поднялся ветер, но такая забота о моем здоровье была излишней.

— А зачем главному бухгалтеру, Тамаре Ивановне, прокурором представлялись? — спросил Глеб Романович, поправляя на носу очки.

— Буду с вами откровенной. — Я сделала самую обаятельнейшую улыбку, на которую только была способна. — Люди недолюбливают частных детективов, а с работниками прокуратуры хочешь не хочешь надо разговаривать.

— Ну вот видите, — покачал головой Турилкин. — Обманываете, а потом обижаетесь, что вас не пускают. Знаете, мы все очень огорчены. Да, мы скорбим из-за смерти Натальи Владимировны. Она была таким светлым человеком: красивая, добрая и ко всему прочему очень грамотный бухгалтер. Она совмещала в себе все самые лучшие качества… Это большое горе… Такая молодая, ей бы еще жить да жить, детей нарожать. И ведь надо же, что творится на наших улицах — просто какой-то беспредел! Средь бела дня, в центре города…

— Вечер уже был, — уточнила я.

— Да, да, конечно, вечер, — тут же исправился Турилкин. — Но ведь не темно же еще было! Лето на дворе.

— Глеб Романович, а вы случайно не знаете, почему Басманова так рано ушла с вечеринки?

— Нет. — Директор развел руками. — Хотя болтают, что у нее муж ревнивый… Наверное, в этом все дело…

— А вы с ним случайно не знакомы?

— А почему вас это интересует? — моментально помрачнел Турилкин. — Разве это имеет какое-то отношение к расследованию?

— Просто интересно: почему он не пришел на банкет вместе с Натальей?

— Это вы уж сами у Басманова спросите. Нанял-то вас, наверное, Андрей Георгиевич, так?

— Так. — Я вдруг почувствовала, что мне совершенно не о чем разговаривать с директором «Тарпластмета». Не могла же я у него спрашивать насчет родственника: не пропадал ли Лева случайно на полчасика-час во время корпоративной вечеринки? — Знаете, Глеб Романович, если у вас нет никаких собственных соображений по поводу этой трагедии, то я не буду вас больше отвлекать от работы.

— У меня нет, думаю, что у других тоже нет. — Турилкин сделал акцент на последнем слове, давая понять, что мне здесь делать нечего.

— До свидания. — Я поднялась со стула.

— Всего хорошего! Найдете убийцу, мы все придем на суд, чтобы посмотреть в глаза этому мерзавцу, — сказал напоследок директор и уткнулся глазами в бумаги.

«Лицемер! Не удивлюсь, если он своего психического родственничка выгораживает, будучи уверенным, что мне не докопаться до истины», — подумала я, посмотрев на дальнюю лестницу, по которой вчера спускалась на склад. Теперь проход туда был загорожен стремянкой.

— Выход здесь, — сурово сказала вахтерша и указала рукой на кованую лестницу, рядом с которой размещался ее стол.

На улице, около крыльца курила молодая женщина, которую я мельком видела в коридоре, когда вахтерша подняла крик.

— Это вы частный детектив? — Женщина сразу же обратилась ко мне.

— Да, а вы кто?

— Тохташ Оксана Валерьевна, инспектор отдела кадров. Правда, я сейчас на больничном, но меня попросили сегодня выйти, кое-какие бумаги оформить… У нас ведь тут одно несчастье за другим…

— А что еще случилось?

— Веленкин умер, заместитель директора, но вы не подумайте — это не криминал. Он сердечником был, второй инфаркт… Почему-то хорошие люди уходят раньше плохих, — философски заметила кадровичка и затушила сигарету.

— Вы хотите мне что-то рассказать? Кстати, меня зовут Татьяна, — представилась я.

— В общем-то, ничего особенного в поведении Натальи я не заметила, но она была моей подругой, и я хотела бы хоть как-то помочь следствию. Я слышала, что вы здесь были вчера, и Турилкину это не понравилось. Наш директор — человек властолюбивый…

— А это правда, что кладовщик Лева Казинец — его родственник?

— Да, племянник. Конечно, мы не имели права его на такую работу брать — у него ведь инвалидность, но Глеб Романович специально его на склад пристроил, чтобы воровства не было. От него, как от кладовщика, толку мало, зато все у него на виду. Лева такой дотошный, во все дыры лезет, а потом Турилкину всех закладывает…

— Неужели Михаил Петрович один со всем складом справляется?

— Почему один? Еще есть кладовщики, один сейчас в отпуске, а второго недавно уволили — язык распускал, Турилкина критиковал. А почему вы так складом интересуетесь?

— Не складом, а именно Левой. Говорят, он в Наталью влюблен был, это так?

— Что-то вроде того. Только, по-моему, никакая это не любовь, а плод его больного воображения.