Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Была толпа… Офицеры взяли извозчика и поехали мимо Павловских казарм на Мильонную; Анны они не заметили, были очень веселы и громко смеялись.
Дома она записывала на переплете книги дни, когда их видела, и, на вопрос старухи, ответила:
– Глупости, танта Каролина, записываю, когда было солнце и когда дождь…
– Разве сегодня не было дождя?
– Я ошиблась, тетя, правда! Я такая рассеянная, – ответила Мейер, не зачеркивая записи.
III.
В другой раз Анна была счастливее, так как ей удалось пройти следом до подъезда, куда они вошли и где мог жить один из них. Впрочем, она шла недолго, то совсем вплотную, ясно слыша запах духов, то разделенная прохожими, при чём высокая фигура офицера и белое донышко его плоской фуражки были ясно и далеко видным маяком в пути. Они быстро вошли в подъезд, куда, спотыкаясь, поспешила и Мейер, и, поднявшись во второй этаж, без звонка проникли с ключем в дверь, тотчас ее захлопнув. Девушка, поднявшаяся было выше, прочла на медной доске: «Варвара Андреевна Скачкова» и, нарочно стуча каблуками, чтобы вызвать швейцара из его помещения с запахом пирога на всю лестницу, безотчетно сообразивши, спросила:
– Госпожа Скачкова еще не в городе?
– Никак нет-с, раньше двадцатого не будут.
– И никого при квартире не оставлено?
– А кого вам угодно?
– Подруга моя у них жила, – врала Анна по вдохновению.
– Что же, она в немках у них при детях?
– Да, да! – обрадовалась спрашивающая.
– Они с детьми и уехали, – молвил, улыбнувшись, швейцар.
– Я знаю… я узнать хотела, – и девушка рылась в кошельке, где вместе были смешаны и двугривенные, и пятиалтынные, и гривенники с медью, краснея и не находя. Собеседник, следя за её движениями, нарочно медленно говорил:
– Дарья Гавриловна при квартире оставлена и потом барынин брат, Павел Андреевич, временно проживают; Гавриловна им услуживает.
Анна, ничего не найдя, закрыла кошелек и спросила:
– Павел Андреевич?
– Ну да, Павел Андреевич Долинин, лейб-гвардии Семеновского полка.
– Ах, да! вот как? Что же, они долго здесь пробудут? – лопотала немка, но швейцар молча отворял ей двери.
– Павел Андреевич! Павел Андреевич, – твердила она, идя домой, – Павлуша, Паля, Павля, Павлик; Поль! – решила она вдруг.
Она еле отвечала Каролине Ивановне, думая: «Неловко, что я человеку не дала на чай! Ну завтра зайду и можно дать 25 копеек. Номер дома забыла посмотреть… Ну, и так помню: второй от угла налево, кажется, красный».
– Милый Поль! – сказала она вслух и села к окну.
IV.
Женщины одевались с возможною тщательностью, собираясь на именины к дальней родственнице. Племянница слегка ворчала, не желая надевать нарядного платья и говоря:
– Это – смешно, танта, в такую грязь надевать светлое платье, – будто на смотрины!..
– Может и вправду я на смотрины веду тебя, Анюта, – отозвалась тетка.
– Ну, сами себя и показывайте, если это вам нравится! – молвила Анна.
Каролина не отвечала, размазывая пальцами репейное масло по пробору. Анна была с утра не в духе, долго не видя Павла Андреевича, недовольная погодой, Каролиной Ивановной, предстоящей вечеринкой – всем на свете. Она и в гостях сидела молча и скучая, не обращая внимания на рассказы маленького, лысого, бритого человека посредине стола, – почетного гостя. Как через воду доносились до ушей девушки его слова:
– Поехала графиня покупать домашние туфли, а сапожник, как старый знакомый, и спрашивает: «а что же, те туфельки, что позавчера ваш супруг брал, не по ножке изволили прийтись?» – Графиня говорит: «да, в подъеме жмут!» – и виду никакого не подает. А на утро, как у графа приему быть, в кабинете и начала его началить: «Кому ты, окромя меня, туфли покупаешь?» В приемной просители сидят, всё слышно; графиня голос усиливает, граф ее унимает, – прямо срам! На эту баталию вхожу я с подносом в кабинет, вижу, – у графа даже шея покраснела и капуль развился, и, как старый слуга, чтобы бедствие предотвратить, говорю графине, будто ни в чём не бывало: «Видели, матушка-графиня, сколько сегодня в „Новом Времени“ покойничков? 16 человек!» – «Неужели 16? Я сегодня еще газет не читала. Дай-ка мне!» – И вышла, а граф мне три рубля в руку! А графиня у нас была с фантазией: любила считать, сколько покойников; и когда было много, очень довольна бывала!..
Молчала Анна и в конке на обратном пути и только на вторичный вопрос старухи, как ей понравился Павел Ефимович Победин, спросила:
– Какой это?
– Да вот посреди стола сидел, графский камердинер.
– Лысый-то?
– Да разве он лысый?
И опять, помолчав, завела Каролина Ивановна под стук колес по рельсам:
– А знаешь, Анюта, он ведь намерения имеет.
– Кто?
– Павел Ефимович!..
– А!..
Тетка подождала еще и продолжала, понижая голос:
– Намерения, говорю, относительно тебя…
Анна вопросительно посмотрела.
– Просит твоей руки…
– Глупости!
– Это ничего, что он не так уж молод; он – человек почтенный и обеспеченный, он очень оценил тебя, и вот.
Анна вдруг громко заплакала и сказала громко:
– Отставьте меня в покое! Никогда я не выйду замуж за Павла, ищите мне Петра или Ивана!
– Что ты кричишь, Анюта? При чём тут Павел?
Но девушка не отвечала, отвернувшись к стеклу окна и продолжая плакать.
V.
Не с веселым, но и не с грустным лицом объявила Анна Каролине Ивановне, что место она нашла. Удивленно та на нее посмотрела. – Как же это, Анюта, так вдруг, не посоветовалась, ничего?
– Так уж вышло, тетя! В саду разговорилась я с одной дамой, – такая милая и дети милые: мальчик и девочка. Очень она мне понравилась, – говорила Анна, глядя в сторону.
– Что же это за госпожа, что с ветру берет человека к детям?
– Скачкова.
– Не слыхала!..
– Они недалеко живут. Не понравится – ведь и уйти можно.
– Конечно; только это не очень хорошо – места менять. Где они живут-то? Пойти самой разузнать.
– Она такая милая, тетя, право!..
Тетка промолчала, думая о возможном браке племянницы; та же ясно и отчетливо вспоминала смутные минуты дня.
Войдя в переднюю, она зорко посмотрела,