– Ну, например, над чем вы работаете сейчас? – Я обвела взглядом его студию.

– Я решил опробовать совершенно новый для меня жанр, – закинув ногу на ногу, принялся неспешно рассказывать Венедиктов.

Я старательно записывала все, что он говорил. В процессе беседы он увлекался все больше и больше, вспомнил о своем знаменитом прошлом и уже хвастался напропалую, сам того не замечая. Я не останавливала его и, лишь дав выговориться, постаралась перевести разговор в нужное мне русло.

– Я слышала, что вы собираетесь принять участие в выставке "Таланты Поволжья"? – спросила я, когда Венедиктов замолчал, переводя дух.

– Да, собираюсь, – делано-безразличным голосом проговорил Венедиктов.

– Именно со своей новой картиной?

Он рассмеялся.

– Дорогая Татьяна, у меня много картин! Глупо выставляться с одной-единственной работой. Тогда лучше сразу ни на что не рассчитывать.

– А вы рассчитываете выиграть этот конкурс? – прямо спросила я.

Венедиктов пожевал ус, затем сказал:

– Если не стремишься к успеху, к первенству, лучше вообще не принимать участия в подобных мероприятиях. Какой смысл?

– Просто показать миру свои творения, например, – с наивной улыбкой сказала я.

Венедиктов снова рассмеялся, но смех его выглядел наигранным.

– Скажите, – перешла я к самому главному, – кого вы считаете своим главным конкурентом?

Художник застыл, что-то соображая. Наверняка после моего ухода он позвонит Славику и спросит, откуда взялась эта новоявленная журналисточка, которая задает такие нетипичные вопросы. Но за это я не волновалась: Славик-то уже был предупрежден мною…

– На выставке будут представлены работы многих мастеров. Все они имеют реальные шансы на победу, – почти слово в слово с Еленой Викторовной Стрижовой произнес он.

– А вот я слышала, есть совсем новые, никому не известные авторы, – не отставала я. – Например, я слышала очень лестные отзывы об Александре Кальчинской и ее работах. Есть мнение, что они могут произвести фурор.

Венедиктов уставился на меня в упор. Он молчал и смотрел. Наконец совладал с собой и спросил:

– От кого вы такое слышали?

– Я много с кем беседую по долгу своей службы, каждый имеет право высказать свое мнение, – в унисон его комментариям о художниках-конкурсантах заметила я.

Венедиктов задумался и принял нарочито скучающий вид.

– Вы совершенно правы, каждый, конечно, может иметь свое мнение, – скептически кривя губы, сказал он. – И даже высказывать. Но только как свое субъективное! – подчеркнул он.

– Ну, вот и вы выскажите свое, – настаивала я.

– Что ж, – вздохнул художник. – Если вы хотите его знать…

– Очень хочу! – кивнула я.

– Я видел работы Кальчинской, – с неторопливым равнодушием заговорил Венедиктов, – и мне они кажутся довольно средними. Хотя и с претензией. Но вот понимаете, какая штука: претензия есть, а реализации нет. Так часто бывает. То есть человек замахнулся, что называется, на Вильяма нашего Шекспира. А ставить пока может разве что "Курочку Рябу". Простите, если выразился слишком буквально.

– Ничего, я как раз приветствую искренность! – одобряюще кивнула я и усиленно застрочила авторучкой.

– Только я прошу вас, – сейчас же наклонился ко мне Венедиктов. – Не следует этого публиковать. Сами понимаете, какие пойдут разговоры: дескать, заслуженный мастер слишком жесток к начинающей художнице… Ей это будет неприятно. Давайте пожалеем девушку. Тем более что с ней можно поработать. Но боюсь, что великой художницей она не станет. Талант – он виден сразу.

"А вот Валентин Павлович Добронравов утверждал обратное. Он уверял меня, причем открыто и не прося не обнародовать его слова, что у Аси бесспорный талант. А также, что у нее есть все данные, чтобы выиграть конкурс!" – вспомнила я.

Кто же из них прав? Если бы я не побеседовала предварительно со Славиком Гореловым, который приоткрыл мне завесу, я бы сейчас, наверное, колебалась. Но разговор с журналистом склонял меня к мысли о том, что Венедиктов кривит душой.

– А с самой Асей вы не встречались? – спросила я.

– Нет, – покачал головой Венедиктов. – Да и где я мог с ней пересечься? Она не занимается в моей студии.

– Может быть, в Доме художников? – спросила я.

– Ха-ха-ха, – Венедиктов откинулся на стуле. – Ну что вы, – укоризненно произнес он. – Она же не член Союза художников! Не профессионал! А вы, что же, знакомы с ней? – неожиданно спросил он с нескрываемым интересом.

– Знакома, – честно ответила я, хотя знала Асю лишь заочно.

– И что? Она рассчитывает на первое место? – будто невзначай спросил Венедиктов, и лишь чуть приподнятая бровь свидетельствовала о том, что его очень волнует этот вопрос.

– Не знаю. Она же никогда раньше не принимала участия в подобных выставках. Конечно, ей хочется победить, но… Она сама понимает, что шансов, наверное, мало.

– Это хорошо, что она понимает, – удовлетворенно сказал Аркадий Леонидович. – Не так больно потом будет от разочарования. А чем она занимается сейчас?

– Готовится к выставке, – соврала я, и Венедиктов неопределенно покивал головой.

Я внимательно следила за его реакцией, чтобы поймать нечто, говорящее о том, что он в курсе того, что Ася исчезла. Пока его поведение говорило как раз об обратном.

В этот момент дверь приоткрылась, и в студию неслышной походкой, как бы крадучись, вошел молодой человек лет двадцати трех. Гладкие русые волосы его были тщательно прилизаны, серый костюм сидел очень тесно, словно сливаясь с гибким, худощавым телом, и сам он был какой-то рафинированный и оттого казался скользким и очень незаметным. Когда он подошел ближе, я заметила, что глаза его непонятного цвета: какие-то светлые, словно белые.

– Аркадий Леонидович, я вам не помешаю? – мягким вкрадчивым голосом обратился он к мэтру.

– Нет-нет, Сережа, проходи, – тут же ответил Венедиктов. – У нас тут как раз пресса, так сказать… Это и тебе может быть полезно!

Спохватившись, он с улыбкой обратился ко мне:

– Это вот Сережа Ватутин, мой ученик, весьма перспективный художник!

– А вы тоже принимаете участие в выставке? – радостно спросила я.

Ватутин пристально посмотрел мне прямо в глаза, и взгляд этот мне не понравился. Мне показалось, что на меня смотрят холодные глаза змеи…

"Да, парень, ты явно не так прост, как твой учитель и по совместительству близкий родственник! – подумала я. – Тебе палец в рот не клади!"

– Я сейчас очень плотно занимаюсь творчеством, – проговорил он своим рыбьим голосом. – Но не хотел бы с кем бы то ни было делиться своими планами…