— У нас в обычае — а вообще-то мы обязаны — кланяться, входя в спальню Ее Величества, — вмешалась я. — И как вы прекрасно знаете, мы, фрейлины Ее Величества, не вправе первыми заговаривать с нашей госпожой, пока она сама к нам не обратиться. Вы это забыли?

Анна лишь зыркнула на меня и, не удостоив ответом, вновь уставилась на королеву.

— Моего супруга здесь нет, — спокойно промолвила Екатерина. — Я уверена, что он находится в надежном и безопасном месте, где его драгоценной жизни ничего не угрожает.

— Он должен был остаться со мной! — взорвалась Анна. — Мы поехали кататься верхом, и вдруг он ускакал прочь. Он покинул меня!

Голос ее задрожал и теперь звучал не как у женщины в гневе, а как у маленького брошенного ребенка.

— Он — король, — просто отвечала Екатерина. — И вы — не единственная его забота.

В голосе Екатерины послышалась неожиданная горечь и злость, что меня удивило. Но Анна, казалось, ее почти не слышала. Она полностью погрузилась в мир собственных переживаний и горестей и заунывным голосом проговорила:

— Он ничего не сказал мне, а просто пришпорил коня и был таков. Неподалеку оказалась ферма. Я поехала туда, но мне сказали, что у них уже есть больные. Я думала, он вернется за мной. Почему он не забрал меня оттуда?

Она казалась искренне удивленной таким отношением к себе короля. Я подумала, что, верно, она очень сильно устала, чтобы забыться до такой степени и так разговаривать с королевой.

— Почему же вы не поскакали в Хивер? — спросила я. Замок Хивер был родовым имением семейства Болейнов.

— Я направилась туда, но услышала, что в Кенте свирепствует потница.

— Но как же ваша семья? Неужели вы не беспокоитесь за них, не хотите узнать, как они себя чувствуют?

Анна обернулась и посмотрела на меня. В тот момент я не смогла понять, что означает этот взгляд. По лицу ее пробежала тень, и она произнесла изменившимся голосом:

— Сестра больна. Ее муж умер. Мой брат может умереть. Остального мне нет нужды знать.

Перед тем как продолжать, она вынуждена была сесть — видимо, ноги ее совсем не держали.

— Болезнь везде. Каждый, кто мне встречался на пути, говорил: «Не езжайте в Кентербери!», «Держитесь подальше от Лондона!», «На севере потница!» Я думала, что смогу добраться до Кройдона, но узнала, что Томас Тирингэм умирает, а многие его домочадцы и слуги уже умерли и похоронены. Ну вот я и вернулась. Я была уверена, что король ждет меня здесь. Где он?

— Томас Тирингэм? Умирает от потницы?

Анна кивнула:

— А вам-то что за дело?

Я содрогнулась от страха. Мои маленькие племянники! Уилл! Они были в Кройдоне, в доме Тирингэма. Я во что бы то ни стало должна узнать, не оказались ли они в числе заболевших.

— Вы уверены в этом?

Анна лишь пожала плечами. Она выглядела совершенно изможденной и устало провела рукой по лбу:

— На дорогах много всякого говорят. Трактирные слухи… Все страшатся за свою жизнь! — Она замолчала, а потом тихо прошептала: — Мне надо прилечь.

Хотя воды у нас было мало, Екатерина настояла, чтобы Анне разрешили умыться, и велела Гриффиту Ричардсу принести ей таз и кувшин с водой. Он подчинился, но без особой радости. Я провела Анну, которая вдруг лишилась своего яростного запала, в комнату, где обычно спали фрейлины, и одолжила ей кое-что из моей чистой одежды, хотя знала, что ей она будет не совсем впору. Анна была выше меня ростом и полнее.

Гриффит Ричардс принес кувшин с водой, и мы ушли, чтобы Анна спокойно могла привести себя в порядок.

— Она так напугана, — заметила я, пока мы с Ричардсом ждали в соседней комнате.

— Еще бы, — ответил он. — И дело не только в потнице. Она знает, что все здесь настроены против нее.

— Все, кроме короля.

— Да, но король переменчив. Ей не стоит на него всецело полагаться. Хотя, если рассуждать здраво, ей больше не на кого опереться. Все, кто любят нашу добрую королеву Екатерину, должны ненавидеть и презирать Анну. Даже ее дядя Норфолк попрекал ей за то, что она слишком горда.

И правда, с некоторых пор герцог начал плохо отзываться о своей племяннице, и дворцовые сплетники передавали его слова из уст в уста. «Она слишком высокого мнения о себе, — посчитал ее дядя. — Она носит слишком много драгоценностей». «Она груба с окружающими». «Она несносна». «Она говорит с королем чересчур фамильярно». «Она воображает, что в один прекрасный день станет самой важной дамой при дворе». Герцогу же явно требовалось иное. По его замыслу, вознестись выше всех должна была его дочь Мэри. Со временем она выйдет замуж за Генри Фицроя, а последний когда-нибудь станет королем. К тому времени об Анне Болейн забудут, королева Екатерина будет доживать в одиночестве и безвестности в монастыре, королева Мэри займет достойное место возле венценосного супруга, а ее сын от Генри Фицроя станет наследником трона. Ну а герцог Норфолк приберет к рукам все бразды правления королевством.

— Ее дядя обвинил ее в гордыни, — заметила я, обращаясь к церемониймейстеру, — но она виновата лишь в том, что подчинилась королевской воле, выполнила приказ своего повелителя.

Ричардса это не убедило.

— То, что говорит или делает король, конечно, важно, но мы сами — истинные хозяева своей души. Мы и только мы в ответе перед Господом за наши грехи. Она могла отвергнуть его ухаживания, она могла покинуть двор и вернуться под опеку своих родителей.

— Ее родители смотрели сквозь пальцы на связь ее сестры с королем, даже поощряли ее, если уж называть вещи своими именами. Неужели вы думаете, что они бы пришли к ней на помощь? Болейны много выиграли от грехов дочерей своих, а Томас Болейн быстро сообразил, как обратить происшедшее в свою пользу.

— Тем хуже для этой чертовки, — огрызнулся Ричардс. — Раз она из семейства, коснеющего в грехе, пусть получает по заслугам.

Я не могла не улыбнуться в ответ и, чтобы хоть как-то поколебать его высокомерное самомнение, спросила:

— А вы сами без греха?[39]

На это Ричардс не нашелся что ответить, но сохранил на лице надменное выражение. Я пожала плечами и не стала дальше с ним спорить. Ведь я столь же предвзято относилась к моему отцу, как и Гриффит Ричардс к Анне. Может быть, стоило спросить себя: а была ли я, Джейн Сеймур, вовсе без греха?

Я вернулась в комнату фрейлин, где Анна уже умылась, легла в постель и заснула. Рот ее широко открылся, а тонкие губы чуть дрожали и кривились во сне.

Я глядела на Анну, удивляясь, почему вступила в спор с Ричардсом, почему встала на ее сторону. Мне, в точности как и нашему церемониймейстеру, не за что было ее любить. Я прекрасно отдавала себе отчет в том, что Анна Болейн — самовлюбленная, грубая и непочтительная молодая особа, чья жестокость по отношению к нашей доброй королеве достойна всяческого порицания. Однако в том детском страхе, который она выказала сегодня, мне почудилась такая уязвимость и беззащитность, что сердце мое дрогнуло.