– Это потом случилось, потом… – бормотала Маринка как в бреду. – После собрания уже. Я спускалась по лестнице, а Эдик поднимался мне навстречу, и я вдруг оступилась и чуть не упала, он меня подхватил, и вот… Как будто разорвалось что-то в груди… Или в голове… Я не знаю, не понимаю… Я тогда сказала первое, что в голову пришло, про ногу придумала, лишь бы он не ушел никуда, лишь бы находиться рядом с ним… Мы из очереди тогда вместе ушли, ты правильно сказала, и вчера, когда вы пьесу слушали, я тоже с ним была, но ты не подумай, ничего такого не было, мы просто болтали… Сначала у него в медпункте сидели, он меня чаем поил, потом, когда у вас чтение началось, мы с ним вместе ужинать ходили в столовую… Но я ничего такого не чувствовала, просто приятный дядька, с ним интересно… А сегодня накрыло…

Вдруг…

Только этого не хватало! Любовь любовью, а дело-то нужно делать! Завтра утром обсуждение «Старика», а Маринка, небось, даже не прочитала. Не сможет ничего толкового сказать и вылетит из квеста за невыполнение задания. Тогда и Наташе придется уезжать вместе с подругой, не бросать же ее в беде. А уезжать совсем не хочется.

– Ты пьесу, которую задали, прочитала? – спросила она требовательно.

Маринка отрицательно покачала головой.

– Но хотя бы пыталась?

– Пыталась. Но я не могу сосредоточиться, я все время о нем думаю.

– А он о тебе?

– Что? – не поняла Маринка.

– Он о тебе думает? Он вообще что-нибудь говорил на эту тему?

– Нет. Но мне кажется, что он тоже… В общем, я не знаю. Не понимаю.

– Все с тобой ясно.

Наташа решительно отодвинула стул и встала.

– Ты куда? – испуганно спросила Маринка.

– Сиди спокойно, я сейчас приду.

Она заглянула в дальнюю комнату, где Эдуард Константинович ужинал в полном одиночестве: сегодня он пришел раньше всех, остальные обычно подтягивались после восьми вечера. Увидев Наташу, он положил приборы на края тарелки и выжидающе уставился на девушку.

– Да? Вы что-то хотели?

– Эдуард Константинович, у Марины так сильно болит нога, что она плохо соображает, не может думать, а ей нужно до завтра прочитать пьесу. Если она не прочитает и не выступит на обсуждении, будет считаться, что она не выполнила задание, и ее могут отчислить. Вы врач, вы же можете сделать что-нибудь, чтобы она пришла в сознание, правда?

Он смотрел насмешливо и одновременно ласково. Во всяком случае, так показалось Наташе.

– Конечно, Наталья, я вас понял. Я все сделаю. Обещаю вам, что пьеса будет прочитана и завтра ваша подруга будет как новенькая.

– И еще…

Вообще-то она сомневалась, нужно ли это говорить, но на войне, как написано в умных книгах, все средства хороши.

– Полине Викторовне нездоровится, вы же сами видели, вы ей укол делали, а у них квартира однокомнатная. Там тесно, а Маринка…

– Я вас очень хорошо понял, – мягко перебил ее Качурин. – Не переживайте, Наталья, все будет в порядке. И не забудьте о моей просьбе насчет Надежды Павловны.

– Да-да, – заторопилась Наташа, – я с ней уже поговорила, она отказывается, но мне кажется, если я еще чуть-чуть нажму – она согласится. Я тоже обратила внимание, что она кашляет.

– Вы уж нажмите, сделайте одолжение.

Он не улыбнулся, просто взял в руки нож и вилку и снова принялся за еду. «Доктор пообещал, что завтра утром Маринка будет как новенькая. Значит, он знает, что про ногу она наврала, иначе не стал бы так уверенно обещать. Но если знает и все равно наложил бинт, и проводил ее в столовую, под ручку держал, то получается… Ну да, именно это и получается. Выходит, у этой игры тоже есть правила. Маринке не о чем беспокоиться», – думала Наташа, возвращаясь к столу, за которым сидела подруга.

Маринка смотрела на нее больными от тревоги глазами.

– Зачем ты туда ходила? Что ты ему сказала?

Наташа от ответов уклонилась и сразу перешла к делу.

– Значит, так: сейчас я поднимаюсь в твою квартиру, беру твою книгу, приношу сюда, а когда Эдуард Константинович закончит ужинать, вы с ним вместе возвращаетесь в медпункт. Он дает тебе обезболивающее, и ты читаешь пьесу. Если ты к завтрашнему утру не возьмешь себя в руки и будешь на обсуждении сидеть дохлой рыбой, как сейчас, и нести всякую пургу, то я не знаю, что будет. Ты все поняла?

– Что ты ему сказала? – тупо твердила Маринка, не сводя глаз с подруги. – А он что тебе сказал?

– Сиди и жди, – твердо повторила Наташа и ушла на третий этаж, где временно обитали Маринка и Полина Викторовна.

Полина вопросов не задавала, с усмешкой покачала головой, выслушав Наташино робкое блеянье насчет того, что сильно болит нога и трудно подниматься со второго этажа на третий, но книгу сразу принесла.

– Деточка, запомни: я – актриса, и я очень хорошо вижу, когда человек хромает, потому что больно, а когда изображает хромоту. Знаешь, сколько я хромых переиграла за свою жизнь? Да я только в роли Луизы де Лавальер пять лет на сцену выходила, когда молоденькой была. Так что сказок мне рассказывать не надо. Марине скажи, что в час ночи я лягу спать, и пусть не шумит, если придет позже.

– Хорошо, спасибо, – смущенно пробормотала Наташа и юркнула за дверь.

В столовой она обнаружила Маринку в обществе Тимура и Сергея, которые тоже пришли поужинать и увидели девушку с забинтованной ногой. Молодые люди участливо расспрашивали ее о травме и давали советы. Когда они отошли, чтобы взять на кухне еду, Наташа сердито заговорила:

– Я не понимаю, как так можно! Эдуард знает, что ты притворяешься, Полина знает. Я бы сгорела со стыда, если бы вот так врала в глаза и знала, что все понимают, что я вру.

– Эдик знает? – беспомощно переспросила Маринка. – Это ты ему сказала? Ты меня слила?

– Да не говорила я ничего! Он сам догадался, он же не слепой, он все-таки врач. А ты – самоуверенная дура, если думаешь, что можешь на раз-два обмануть опытного врача и опытную актрису. Как ты теперь будешь им в глаза смотреть?

– Не знаю… Мне все равно.

Доктор Качурин вышел из дальней комнаты и направился к их столу, громко говоря:

– Пациент, будьте любезны пройти на осмотр и перевязку.

Он заботливо и ловко помог Маринке подняться и повел ее к выходу. Ни дать ни взять врач, искренне желающий облегчить страдания больного. «Неужели вся жизнь во все времена состоит из обмана и игр по правилам? – думала Наташа, глядя им вслед. – Неужели нигде нет такой жизни, в которой все просто, прямо, честно и без притворства?»

* * *

Артем добросовестно старался проанализировать свои впечатления от комсомольского собрания, но перед глазами все время стояла Ирина. Ее профиль на фоне окна, чуть склоненная голова, слегка шевелящиеся губы. Окно распахнуто, и ветер то и дело касается ее волос, словно перебирая пряди. Округлые плечи обтянуты скромной простой белой блузкой рубашечного покроя. У кого-то из классиков была героиня с красивыми плечами… У Толстого, кажется… Или у Штильмарка в «Наследнике из Калькутты»… Хотя Штильмарк ни разу не классик… Но книга была суперская, Артем запоем прочел ее лет в восемь или девять. Про любовь ему в том возрасте было еще не интересно, поэтому из всей романтической линии романа он запомнил только слова о том, что какая-то девушка стала при гостях играть на арфе, чтобы продемонстрировать красивые плечи, и он тогда не понял, как это и зачем нужно.