Тухломоша умильно закивал и задвинул речугу про полезностьвитаминов для растущего юношеского тела. Он даже подозвал двух суккубов, чтобыони потрогали Мошкину мышцы на руках и вместе с ним порадовались результатувитаминного воздействия.

Но, увы, вожделенной покупке сока не суждено былосостояться. Пока Евгеша отступал к двери, дверь таинственным образом исчезла, ана ее месте возникла глухая стена.

– И где дверь? – тупо спросил Евгеша.

– Какая? – удивился Ромасюсик, поворачиваясь кТухломону. – Ты дверь видел?

Тухломоша поспешил поклясться суккубом Хныком, что в жизнине видел ни одной двери, хотя мечтает об этом с трех лет.

– Не веришь мне? К нотариусу идем! В натуре, кровьюсвоей подпишуся! – дурным голосом заорал он и, заметив улыбку Наты, сталрвать на груди рубаху, предварительно аккуратно расстегивая пуговки.

– Тогда я телепортирую! – сказал Мошкин.

– Да запросто! – согласился Ромасюсик и коварнодобавил: – Только такой вот квесчун: куда? Вам там не полайкится!

Чимоданов, внезапно сообразивший, что означает слово «вам»,запыхтел, как еж. Волосы и брови у него взметнулись колючками. Материализовавбоевой топор, он грудью попер на Ромасюсика. Умный Тухломоша сгинул при первыхже признаках опасности. Ромасюсик, как ни странно, не испугался. Несмотря насвою шоколадность, он был стреляный воробей.

– А вот хэндзами своими хавать меня не надо! –истерично завизжал он, толкая Чимоданова в грудь. – Не хэвай хэндзами,кому сказал! Ща гардов вызову – порвут!.. Нету тут двери! Нету! Без Прасковьи иЗигги Пуфса никто наружу не выйдет! Приказ такой!

Визг Ромасюсика подействовал на Чимоданова и Натууспокаивающе. Оба они относились к числу людей, на которых в раннем детствеорали и которым казалось, что только так и можно донести до собеседника своюмысль.

– И где найти этого вашего Пуфса? –поинтересовался Петруччо, опуская топор.

Ромасюсик мгновенно перестал верещать и с готовностьюпоказал на неприметную дверь, которая прежде казалась входом в служебноепомещение.

– Только не ломитесь все сразу. Он этого не лайкит.Пусть кто-нибудь один к нему погоуит, а там и Праша освободится! –посоветовал он дружески.

Мошкин, Чимоданов и Ната стали совещаться, кому идти.Мужская часть коллектива мужества не проявила и спихивала все на женскую часть.Вихрова презрительно фыркнула.

– А как ваш Пуфс относится к юным и безмерносимпатичным девушкам? – спросила она.

– Ты имеешь в виду кого-то конкретно? Из наших общихзнакомых?.. Как правило, девушек он не убивает. За последнюю неделю уж точноникого, – произнес Ромасюсик с сомнением.

* * *

Ната постучала и вошла. Ее окружал полумрак. Единственноеокно было зашторено, воздух – сперт и затхл. Пахло мокрыми тряпками. Ромасюсикзахлопнул за ней дверь и повернул ключ. Слышно было, как он пыхтит. Натарванулась трясти дверь, но застыла, сообразив, что такой реакции от нее и ждут.

«Интересно доводить того, кто доводится. Если же не обращатьвнимания, то глупым клоуном оказывается не тот, кто внутри, а тот, ктоснаружи», – прикинула Вихрова и отложила месть Ромасюсику до того времени,как он на ней женится и они вместе создадут здоровую ячейку общества.

Обнаружив перевернутое ведро, Ната хотела сесть на него, ноиз темноты высунулась пухлая рука и цепко схватила ее за ногу. Вихрова наугадпнула кого-то и, повиснув на шторе, сорвала ее.

Солнце хлынуло в комнату косыми струями. Кто-то завизжал.Спасаясь от света и заслоняясь руками, от окна пятился пухлый кривоногийполумладенец с лицом дряхлого старца, глазами навыкате и бульдожьими краснымимешками под ними. Однако самым омерзительным во внешности полумладенца былидаже не эти мешки, а тонкая длинная борода, похожая на присосавшуюся кподбородку пиявку.

Там, где на кожу уродца падали лучи, вздувались белыеводянистые пузыри. С шеи на длинной цепочке свисал дарх, болтаясь гораздо нижепупа.

– Убери солнце, гадина! – сипел карлик.

Ната, опомнившись, вскарабкалась на подоконник и кое-каквернула штору на место. Жуткое существо перестало пятиться и размахиватьруками. Теперь оно сидело на полу и шипело, осыпая Нату скверными словами.

– Вы Зигги Пуфс? – спросила Вихрова.

– Ну, я! Дальше что? – раздраженно спросилполумладенец. Голос у него был скрипучий, но с внезапными остренькими нотками икартавой невнятицей, переходящей в легкое звяканье.

Ощущение складывалось такое, будто Пуфс непрерывно сосалледенцы от кашля и они стучали о передние зубы. Через каждые два-три слова онделал стариковское движение, подбирающее слюну.

– Кто эта тетя? Мозно ее не убивать прямо сисяс? –спросил кто-то совсем в другой стороне.

Услышав шорох, Ната повернула голову и не завизжала толькопотому, что у нее не хватило воздуха.

В шаге от нее стоял огромный, метров двух с половиной,детина. Заросший жесткой шерстью, с жилистыми руками до колен, чудовищнымиплечами и выразительными надбровными дугами.

Ната спешно выдала лицом защитную волну, надеясь влюбить всебя это существо прежде, чем оно сломает ей шею. Детина влюбляться не стал, нодружелюбно осклабился.

– Тетя, а посему ты кивяися? – спросил он.

– Ты кто? – спросила она жалобно.

– Я Зигя Пуф! – капая слюной, представилсягромила.

На Нату он смотрел с недоверием, как ребенок, увидевшийнезнакомого человека.

– Кто-кто?

– Зигя Пуф! – повторил громила и, осмелев,добавил: – У тебя се-нить шладкое есть?

Вихрова тупо уставилась на карлика.

– Он говорит, что Зигги Пуфс – он! И вы собираетесь этотак оставить? – сказала Ната, по привычке раздувая ссору всюду, где былахотя бы малейшая искра.

– Ну и что?! Он Зигя! Я – Зигги Пуфс! У меня дватела! – огрызнулся карлик.

Он уже не шипел от боли. Вздувшиеся на коже волдыри исчезли.Полумладенец резво вскочил и, подбежав к Нате, коснулся ее тонким пальцем. Натаощутила холод и мгновенную тошноту. В секунду мерзкое тартарианское существоисследовало ее до глубин души и пробормотало:

– Входишь как в родной дом! Чудесная гибкая совесть,эгоизм! Много самолюбия и саможаления! Любая светлая мысль тут соскользнет, какс гуся вода! Свету здесь и делать нечего!